Научи любить

— Он тебя не помнит, — ошарашивает Дима. Я смотрю, не веря. Как не помнит? Дима же сам говорит, что Марк попросил найти меня. Или врет?

— Не вру я, — злится Дима в ответ. — Твой муж даже собственного имени не помнит. Зато вспомнил, что у него есть жена и дочь.

— Две дочки, — машинально повторяю я. А Дима как-то грустно усмехается. И сердце обжигает болью.

— Нет. Это неправда. Неправда, — шепчу лихорадочно.

Но каждое произнесенное Димой слово рвет грудную клетку.

— Самое паршивое, что я тоже помню Лилю и шебутную Лизавету. И я не знал, что они погибли. Мы последний раз виделись за год до их смерти. Я видел даты на кладбище. А потом… — он смотрит в темнеющее небо. И я слежу за его задумчивым и помрачневшим взглядом. — Потом многое случилось. Жизнь как-то завертелась. В общем, я пообещал Марку, что найду Лилю с дочкой.

— Ты давно знаком с Марком? — хрипло выдавливаю слова, не в силах слушать это и осознавать медленно и неумолимо, что меня нет в жизни того, кто невыносимо дорог. — Откуда? Почему Марк никогда не рассказывал о тебе?

— Потому что нечего рассказывать, — пожимает плечами. — Так, побыл их персональным гидом в горах. Я больше с Самураем пересекался в то время. Он жену свою привозил часто. Катерину. Красивая пара.

Я соглашаюсь с ним. И закрываю глаза. Слушаю.

— В общем, порылся в интернете. А на кладбище встретил тебя. О твоей-то личной жизни нигде ни слова. Стоило самому проверить.

— Проверил? — устало уточняю.

— Я никогда не думал, что так может быть.

— Как? — вопросы срываются на автомате. А боль ломает ребра. Марк не помнит нашу жизнь. Меня. Наших девочек. Нашу любовь. Забыл все. Застрял в прошлом. Снова. И я не знаю, смогу ли вытащить его оттуда. Познакомиться заново. Позволить вновь пережить всю ту боль, связанную с гибелью дочери. И нужно ли.

— …Так мощно, — улавливаю слова Димы. — Как схождение лавины, сметающей все на своем пути и обнажающей истинный вид гор. Самую суть. Понимаешь? Ты и Катерина — такие вот лавины. Вы видите самую суть, раскрываете ее. А потом прячете ото всех под новым слоем снега. Потому что ваша любовь не для всех. Потому что ваша любовь — только для них. Для Марка и Самурая. И любите вы напролом. А я думал, что таких, как вы, не бывает.

По его лицу блуждает улыбка, мягкая и немного сумасшедшая. Да уж, повезло мне со спутником. Странный он. И говорит странно. Но красиво. Как будто отстал от мира на пару веков. Живет там на своем Алтае и ищет совершенство. И даже поразительно, что передо мной сидит взрослый и наверняка немало повидавший в своей жизни мужчина. Философ просто, а не спасатель. Вздыхаю.

— Дима, я хочу к мужу. Отвези меня к нему, пожалуйста.

— Я отвезу. Обещаю. Но не сегодня, — он пересаживается за руль. — Сейчас тебе нужно поспать.

Разве я смогу?

— А завтра? — спрашиваю с надеждой.

— Странная ты, — он снова улыбается. — Ты ведь можешь требовать, угрожать. В конце концов, Самураю под силу выбить из меня адрес, — он молчит недолго. — А ты…просишь. Почему?

— Потому что мне страшно, — шепчу, не сдерживая слез. Устала. Надоело быть «Снежной леди». Жить хочу. Просто жить, не просыпаясь посреди ночи от выворачивающих наизнанку воспоминаний. Не прячась за маской равнодушия и профессионализма. Просто жить, прижимаясь к горячему боку любимого мужчины. Видеть его улыбку, когда он смотрит на дочерей. Слышать его смех, когда Рита не может оторвать тяжелую попу от пола и ползет бочком, в то время как Настя делает первые шаги. И ощущать его рядом. Всегда. — Я же потеряла его. Понимаешь?

Он кивает.

— Ему тоже страшно, Алиса. Потому что он потерял самого себя.

Больше мы не разговариваем. Дима включает тихую музыку, а я рассматриваю фотографию, впитываю в себя каждую черточку, запоминаю. И где-то внутри рождается тепло, впитывает боль. Я прижимаю к себе снимок и не замечаю, как задремываю под льющийся из колонок джаз.

Алиса.

Мне страшно. До спазмов в животе и трясущихся пальцев. Страшно как никогда. Я боюсь этой встречи. Боюсь даже больше потери. Ее я пережила. Свыклась. Хотя упорно верила, что Марк жив. Я знала, что он не мог умереть. Я вымаливала его у неба каждую ночь. И он выжил. И нас разделяет всего несколько километров, уверенно сокращающихся под колесами Димкиной машины. И чем больше я приближаюсь к мужчине своей жизни, чем ближе наша встреча, тем сильнее я боюсь. Что не выдержу его забвения. Не выдержу разговоров о его первой жене и дочери. Не вынесу его боли, когда он узнает, что их нет в живых. Не переживу его чувств. И ревность улыбается страху, как старому приятелю, ноющей болью поселяется в висках.

— Еще долго? – спрашиваю осипшим голосом.

— Да тут пешком дойти быстрее, — он сбавляет скорость на повороте, кивает в сторону промелькнувшей тропки. Сквозь кроны березок серебряным кругляшом блестит озеро. — Напрямик мимо озера минут десять идти, а по трассе еще минут двадцать колесить.

Напрямик? Пешком? То, что надо сейчас, чтобы привести в порядок растрепанные чувства.

— Останови, — требую излишне резко. Дима смотрит подозрительно.

— Тебе плохо? — в голосе беспокойство.