Научи меня летать

- Знаешь, ведь он разбил Каяру-уана, все были наслышаны о Каогре. Даже я. И все считали его величайшей угрозой. Я ожидал встречи с необычным человеком, в некотором роде - больше чем человеком.

- Мало тебе меня? - улыбчиво прищурился уан.

- Какое самомнение, - хмыкнул Данастос, вздохнул и продожил серьёзно. - Всё время, пока мы говорили, я смотрел на него, пытался различить хоть тень величия, избранности - чего-нибудь. Но, право, так и не увидел разницы меж ним и, к примеру, старейшинами наших деревень.

Келеф едва заметно покачал головой:

- Парва-уан говорил: человек не знает себя. И в десять, и в тридцать, и в пятьдесят он думает, что останется всё таким же. Он не предвидит, что может выбиться из сил, а годы успеха приведут его к краху - он почему-то не сделает последнего шага к вершине или, напротив, получит то, что давно ему не нужно.

Данастос хмыкнул и переспросил иронично:

- Парва-уан? Весены и летни чужие. И мне не слишком-то лестно, что ты для себя равняешь их и нас.

- Дан, - Келеф ласково коснулся щеки весена кончиками пальцев, - вы одной крови.

Тот сотворил несогласный жест.

- Кровь здесь ничего не решает, - убеждённо высказался он. - У нас не осталось общего по духу: мы стремимся ввысь, они - хуже зверей. Таков итог сотен лет, и его не отменишь. Они умрут у порога. Я понимаю, в чём ошибался, - добавил он. - Слава - не то, что может превратить человека - тем более летня - в высшее существо.

- Тебе бы с Сэф поговорить, - недовольно откликнулся Сил'ан. - Они любят рассуждать о высших и недостойных, но меня этот вопрос оставляет равнодушным.

- Он тебя злит.

Уан капризно поджал губы:

- Даже если так.

Данастос вытер пот со лба рукавом мантии.

- Пойдём уже, - попросил он. - Я не хочу вонять, как госпожа Одезри. И надо ещё посмотреть, не набрался ли я от неё насекомых.

Дитя Океана и Лун одарило мага задумчивым взглядом из под ресниц:

- Ты иди, разыщи детей и Вазузу. Когда будете готовы уезжать - скажи мне.

Едва весен ушёл, Сил'ан развернул голову назад и с интересом посмотрел во двор. Маг скрылся за углом, ткань одного из навесов колыхнулась, раздвинулась, пропуская стройную фигуру немолодой уже женщины, одетой в белое платье летней. Она быстро огляделась и вздрогнула, встретив взгляд уана. Келеф поманил её рукой, и ведунья торопливо поднялась на стену.

- Вы, наверное, хотите знать, почему я пряталась от мужа? - негромко спросила она, подходя.

- Чтобы поговорить со мною без него. Сказать то, что он не одобрит. Стоит ли?

Вазузу закусила губу, сжала руки.

- Мой повелитель… - летни запнулась и нахмурилась, смело посмотрела Сил'ан в глаза. - Мой повелитель, - повторила она уверенно. - Вне всякого сомнения, вы верите моему мужу больше, чем мне, и скорее прислушаетесь к нему. Я всего лишь женщина, и рискую вызвать ваше неудовольствие, но есть то, чего он - мужчина и маг - никогда вам не скажет.

Келеф молча смотрел на неё. Вазузу чувствовала, как иссякает её решимость. Она обратилась за поддержкой к своей стихии и заговорила, словно в омут бросаясь:

- Вы дурно поступили с юным Одезри, мой повелитель. Знаете ли вы, каково это: быть брошенным, нелюбимым? Мать боится его - она хотела "идеального младенца" вместо живого человеческого существа, в котором от зверя всегда немало. Хин разочаровал её ожидания, в сердце госпожи Одезри их сменили отчуждение и злоба. А для ребёнка это стало шоком - вот почему Хин не испытывает привязанности ни к одному человеку. Вместе с тем одиночество вызывает в нём ужас, ему кажется, что он не принадлежит к этому миру, а всё происходящее вокруг - не более чем сон.

Его окружают холодность и жестокость, и он лишь отвечает на них по-своему, учится выживать. Однако, он не переменится и когда повзрослеет - маски и приёмы, за которыми он прячется от нас сейчас, навсегда останутся частью его натуры. Он ждал вашего возвращения год, понимал и не хотел верить, что вы не вернётесь. Потом пришло отчаяние и, наконец, он подчинился тому, что не в силах был изменить. Покинутый, он делает всё, чтобы привыкнуть к разочарованию и брошенности. Пытаясь сдержать боль, он перестаёт жить - уже ничего не желает, ни к чему не стремится, обращается против собственных потребностей, против себя самого. Он так старается ненавидеть вас, но больше всего он ненавидит себя и уже давно. Единственные мечты, которые у него остались - мечты о смерти.

Во дворе показался Данастос, окружённый двумя весёлыми, нарядными девочками. Маг улыбался, но стоило ему взглянуть на стену, как улыбка сошла с его лица. Он что-то коротко сказал и едва ли не бегом бросился к лестнице.

Вазузу виновато потянула носом и торопливо окончила речь:

- Он привязался к вам, мой повелитель. Прошу вас, не бросайте его снова, поговорите с ним!

Весен, встревоженный и запыхавшийся, остановился рядом с женой.

- Почему бы людям самим не заботиться о своих детях? - холодно и недобро спросил Сил'ан, глядя на ведунью.

Та хотела ответить, но Данастос схватил её за волосы и вынудил опуститься на колени, точно провинившегося ученика.

- Молчи, - мрачно велел он, - достаточно уже.