По дороге обратно они вновь вернулись к россыпям гранита. Занимался новый, но столь же терпкий винный рассвет. Хин вытащил камни из мешка и хотел вернуть на место.
- Возьми их с собой, - предложил Келеф. - Одезри-мие собирает подобные безделушки.
- Разве? - удивился рыжий упрямец.
- Подари камни ей. Она будет рада.
К зеркальной реке всадники добрались засветло - вода ещё не успела остыть, и динозаврам пришлось брести по дну в одиночестве. Сил'ан, забавляясь, с лёгкостью рыбы скользил вокруг человека, норовя оказаться у того за спиной.
- Когда ты так делаешь, - пожаловался Хин, - мне кажется, что в следующий миг ты на меня кинешься и откусишь голову.
- Всё может быть, - улыбчиво согласилось прекрасное создание. - Следовало бы - за то, что мне приходится плавать в одежде.
- Разве я об этом просил?
- Нет, и всё же ты тому причиной.
Ночью мальчишка проснулся раньше обычного. Заиндевевшая трава под лапами ящеров ломалась с хрустом. Саванна, словно сказочная ледяная страна, блестела под колкими лучами звёзд.
- Вы различаете настоящее, будущее и прошлое, - напевно и тонко рассказывал Сил'ан. - А в нашей культуре есть только
- И что же должно прозвучать
Край неба над тёмно-синими горами полнился мягким светом. Его укрывала сиреневая вуаль. Она тянулась, становясь всё плотнее и гуще к беззвёздной черноте высокого неба. Трава, седая от инея, отливала то призрачным голубым, то зеленью вечерней зари. Келеф посмотрел на горизонт - туда, где должно было из-за горных цепей взойти Солнце, и запел, опустив ресницы.
Рассвет последнего дня пути оказался торжественным и скорбным. Облака промокли от крови и, отяжелевшие, клонились к земле; зловещие сизые тучи, похожие на крылья, настигали их, небрежно играя пурпуром на кончиках перьев.
- Давным-давно, - таинственным голосом молвил Сил'ан, - первое Солнце растеклось водами Океана. В его глубине исчезли все цвета, кроме одного - самого прекрасного, - он провёл рукой по ткани платья. - Тогда среди безмолвия проснулись всебесцветные драконы. Вырвавшись из объятий вод, они устремились в небо, схватили день за край и увлекли в Океан. С тех пор и поныне их тела сплетаются в небесах, а мы называем этот танец "ночью" и наблюдаем с восхищением и трепетом, как сверкает на их чешуе бесчисленное множество брызг!
В мире, где живут легенды - в Урварге -, огни изменчивы, непостоянны, они кружат, убегая от Лун, чтобы не потеряться в их тумане. И тогда знающие говорят: то играют всебесцветные драконы.
Дети первого Солнца беседуют с ними, научившись языку капризных искр, уносятся ввысь на мерцающих звёздами спинах. Драконы не находят страха в глазах друзей: те помнят своё предназначение и знают верный путь, в их душах нет сора, им подвластны чудеса. А чудо не взимает платы; исступление, жертвы и страдания ему не нужны.
"Я помогу тебе, - говорит дракон. - Я научу тебя летать! Только верь даже не мне, и не тому, что говорят другие, - поверь себе и улыбнись. Только улыбнись, и, обещаю…"
Человек убегает в страхе, с ненавистью бросает камень в гибнущую тень. Или отвечает: "Тебя нет, есть только звёздное небо".
"Ты веришь в небо?" - удивляется дракон.
"В небо верят все, но лишь дурак поверит твоим обещаниям. Всем известно: люди не летают".
Дракон опускает веки и возвращается к Лунам, хотя они очень холодные.
- И это тоже история чьей-то жизни?
- Хм… Нет. Это я прочёл в свитке старых преданий, который мне подарил знакомый зимень.
Глава XV
Хин поставил на пюпитр скрижали с нотами. Дверь отворилась, в комнату вплыл Сил'ан, направился к контрабасу и свернулся кольцами у окна в горячих солнечных лучах. Мальчишка окинул взглядом давно привычную картину и отвернулся, но стоило ему поднять руки с колен, как голос уана распорядился:
- Токката ми минор.
Юный Одезри замер:
- Тебе же нравится Моцарт.
- Может у меня измениться настроение? - капризно осведомилось уже пригревшееся существо.
- Да, но попробовал бы ты просить, а не требовать, - попытался втолковать ему мальчишка.
- Если я не услышу токкату, то посплю в другом месте.
- Если не перестанешь угрожать, токкату ты не услышишь, - улыбнувшись, ответил Хин.
Уан задумался: