Научи меня любить (СИ)

И от взглядов, которые отчего-то казались раньше правильными.

Правила?

К чёрту все правила! Лешка едет на репетиции вместе с Яной, а потом они уплетают за обе щеки ужасно вредную, залитую вязким, жирным, расплавленным сыром пиццу и пьют не менее вредную кока-колу. Не пресный зеленый чай, ни ролл с тонким листиком теста, тунцом и обрывком салата, а то, что едят все вокруг — и живут, нормально живут, улыбаются, шутят.

Не стала одергивать Лешку, болтающего ногами под столом, не стала ему приказывать — разговаривать в полтона, чтобы…. Не понятно, что? Чтобы никто не слышал тебя, не видел?

Лешка был рад вдруг изменившемуся настроению Яны. И даже то, что не смог поговорить с мамой, его не огорчило. Ведь пришло сообщение, что она лечится, и выйдет на связь, как только разрешит врач. А Лешка пусть пишет каждый день и шлет фотографии.

Вот фотографий сегодня точно было много. И на карусели, и на пони, и в пиццерии, и с усами из сладкой ваты. И даже в мини-зоопарке, где они с Яной присматривали питомца.

Яна пыталась радоваться. По-настоящему. Понимая, что радость в свою жизнь не впускала сама.

Даже дома, вместо генеральной уборки они просто увалились на пол и стали собирать пазлы. Не стерильно? Не подобает так себя вести? Замечательно! Самое оно!

Фотографии с телефона благополучно перекочевали в планшет, в мессенджер вбит номер телефона Сашки. Лешка пыхтит, видно переживает за отца, но сам спросить не решается. Да и Яна робеет, никак не подберет слова, чтобы рассказать ребёнку о трагедии. Но нужно.

— Леша, послушай. Саша, папа твой, он попал в аварию. И сейчас он в больнице. В Москве. Где-то рядом, возможно, с твоей мамой. Он подлечится и приедет. А сейчас пока не сможет тебе ответить, он спит после операции. Ты не переживай, все точно будет хорошо. И как только можно будет, мы с тобой позвоним и поговорим с ними обоими. А пока, также, как и маме, пиши ему письма и шли фотографии.

Лешка, довольный ответом, легко улыбнулся и, как ни в чем не бывало, продолжил тыкать пальчиком по буквам! Удивительно, в свои шесть он довольно грамотно составлял предложения и умел хорошо читать.

А Яна, подбодрив мальчика, будто воспряла духом сама и в свои же слова вдруг поверила. Что им теперь остается? Только ждать, и держаться друг за друга. Потому что у них с Лешкой кроме друг друга и нет никого.

Он уснул быстро. Яна застелила на диван свежее постельное белье, комплект с космическим рисунком, Сашкин любимый. Ребенку такой тоже пришелся по вкусу, засыпал сегодня точно без слез.

Не сравнить с Яной. Потому что весь день продержав себя в руках, опять "на высоте", потому что слабой быть не могла себе позволить, ночью дала волю слезам, обнимая подушку вместо мужа.

Как он тысячу раз был прав, огораживая ее от родителей, защищая. Но Янка верила, каждый раз надеялась, что нужна им. Просто так нужна.

Нет. Каждая встреча это доказывала, а потом Яна скатывалась до позорной депрессии так, что выводили ее из этого состояния врачи. А она снова и снова обижалась на мужа, что он плохо относится к ее родителям. Считала, что это оттого, что чувствует разницу в статусе, образовании, возможностях, интересах. Да это они, они все вместе взятые его не достойны.

Что он делал? Любил, оберегал, заботился. Теперь, особенно сегодня, Яна почувствовала эту разницу, каково это быть абсолютно одинокой. И, если бы не Лешка, не ручалась бы за свои поступки точно.

Сколько раз она меняла постель, лишь бы запаха тел не оставалось в помине. Сейчас эта свежесть, отдающая приторной сладостью моющих средств, казалась удушающей. Потому что до боли хотелось услышать запах любимого. Но привычка, ее маниакальная привычка доводить порядок — в доме, в вещах — до идеала не оставила даже надежд найти хоть что-то, что сохранило бы воспоминания о Сашке.

Нет, еще есть! Куртку она не успела отдать в химчистку. Вскочила с кровати. Хотелось бежать, но прошла осторожно, на цыпочках. Висит на вешалке в прихожей. Тонкая, весенняя, слишком родная, слишком желанная.

Так и уснула, обнимая вместо подушки Сашкину ветровку, представляя, что в этой огромной постели он лежит сейчас рядом с Яной.

73

Понедельник принес вести. И радостные, и тревожные, но это очень помогло. Вырвало из пучины безысходности.

С Лешкой было просто. Он ел практически все, что готовила Яна. Сегодня с удовольствием уплетал жидкую пшенно-рисовую кашу. Молочное ему определённо нравилось и, кажется, кроме манки, ни на что противопоказаний не было.

Теперь, конечно, Яна каждый раз спрашивала, ест ли он такое блюдо, такие продукты. До сих пор она помнила свои испуг, что могла навредить здоровью Лешки. Какими бы горькими не были ее личные чувства, зла ребенку она не желала.

Конечно не в раз ей стало легче общаться с мальчиком. Но Яна решила, что нужно взять себя в руки. Ради себя, ради Сашки.

Задумавшись, невольно положила руку на живот. И тут же отдернула. Нет, не надо. Лучше не привыкать, не лелеять бесполезную надежду, чтобы потом снова не утонуть в своем горе. Лучше не думать совсем. Как будто ничего не изменилось.