Научная фантастика - особый род искусства

Художественный принцип индивидуализации - типизации заключает в себе ефремовскую социально-биологическую концепцию человека. Галерея героев "Туманности Андромеды" как бы подсказывает возможный путь духовного расцвета человечества. Каждая раса, каждый народ отдадут Человеку будущего свое природное богатство, сотнями тысячелетий закрепленное в наследственности, стало быть, наиболее прочное и рациональное, - такова мысль Ефремова. Каждый тип в "Туманности Андромеды" - проекция в будущее какого-то национального качества, общечеловеческой склонности или идеи. Вот какой смысл укрупненности, обобщенности индивидуального в героях романа.

Принцип - отчетливо противоположный беляевскому. Александр Беляев старался подчеркнуть индивидуально-личное: на "таких личных элементах и держится вся ткань художественной характеристики, только в... смешении личного и "служебного" и возможно придать реальный характер миру фантастическому".[316] Служебным Беляев называл отношение персонажа к научному материалу. Ему приходилось отстаивать личное у редакторов, вытравлявших "всякую" психологию, как им казалось, в пользу научного содержания. Однако уже он создавал лучшие свои образы не по принципу механической смеси, но органически сплавляя лично человеческое с научно-фантастической идеей. Жабры Ихтиандра - это и его душевная драма (оторванность человека-рыбы от людей). Трагедия отделенной от тела головы профессора Доуэля - последствие преступно использованной научной идеи.

Что же касается человека будущего, то Беляев ставил перед собой ограниченную задачу: больше художественную, чем идейную. Он хотел показать людей ближайшего завтра и справедливо полагал, что они "будут больше напоминать современников, чем людей будущего".[317] В одном романе он поставил целью показать многообразие их вкусов: никаких стандартов в быту; одни изображены любителями "ультрамодернизированной домашней обстановки - мебели и пр., другие - любителями старинной мебели".[318]

При самом беглом чтении романов 60-х годов о коммунизме (напомним хотя бы "Возвращение" А. и Б.Стругацких или "Люди как боги" С.Снегова) обнаруживаешь, что вкусы людей будущего стали крупней, что интересы сместились в более серьезную, более творческую сферу.

Произошло упрощение материальных бытовых потребностей, - на примере которых Беляев пытался проследить расцвет индивидуальности, и, наоборот, усложнились и выросли потребности духовные. Весь багаж ефремовского Дара Ветра при переезде на новое место умещается в небольшом ящике. Он слишком занят более важными вещами. Но самое главное: если каждый везде будет обеспечен всем необходимым, не обязательно художественно уникальным, но красивым своей рациональностью, то отпадет нужда обрастать излишним. Когда станут легкодоступны все художественные богатства человечества, отомрет потребность в домашнем музее, в "индивидуально" загроможденной квартире, подобной той, которой обременил своего героя Ян Ларри в повести "Страна счастливых". А ведь эта книга даже немножко аскетична на фоне других утопий 20-30-х годов...

С тех пор изменилось мироотношение человека. Расчетливей стало представление об изобилии. Чтобы материальных благ хватило на всех, их не следует транжирить на необязательные прихоти. Возможно, потребуется поэтому именно стандарт - в бытовом обиходе. Ефремов предусматривает целую эпоху Упрощения Вещей. А для украшения женщин драгоценные камни у него привозят даже с Венеры. Предмет расточительной роскоши стал символом тонкого чувства изящного и эллинского поклонения женской привлекательности. Потребность в красоте стала значить для людей слишком много, поэтому ее культивируют наряду с противоположной - скромностью в жилье, бытовой обстановке. В некоторых утопических романах 20-х годов предполагалась физическая и псиическая нивелировка мужчин и женщин. Драгоценные фаанты на шее прекрасной Веды Конг - одна из многих деталей, которыми в "Туманноси Андромеды" подчеркнута противоположная мысль: подлинное равенство с мужчиной в делах и трудах нисколько не помешает подруге мужчины еще больше быть женщиной.

Рационалистические и чуть ли не скуповатые, герои "Туманности Андромеды" на самом деле - проекция в будущее той диалектики души, которую в зародыше наблюдал еще Беляев: "Эта глубина переживаний и вместе с тем способность быстро переключить свое внимание на другое, сосредоточить все свои душевные силы на одном предмете...".[319] Ефремову удалось спроецировать эту диалектику в будущее, потому что за десятилетия она вызрела, и читатель больше подготовлен воспринять ее. Беляева беспокоило ведь, что человек будущего, "с огромным самообладаниием, умением сдерживать себя", может показаться читателю "бесчувственным, бездушным, холодным, не вызывающим симпатий".[320]