Научная объективность и ее контексты

Переходя теперь к нашей проблеме – как установить, что существование некоторого свойства принимается всеми субъектами, – мы можем попробовать показать, что оно принимается любым выбранным нами субъектом. Это сводится к утверждению, что всегда, когда некоторый произвольный субъект может захотеть проверить гипотезу, что данное конкретное свойство существует, он должен (в принципе) быть способен это сделать и (в принципе) получить тот же самый результат, что и любой другой субъект, выполнивший эту проверку. В этом свете проверяемость есть орудие, благодаря которому интерсубъективность может предстать как нечто более привлекательное, чем просто расширенная форма субъективности, и как таковая заслуживает считаться определяющей характеристикой объективности. Мы можем также выразить этот факт, сказав, что только через проверяемость можем мы придать интерсубъективности характер quaestio iuris (вопроса права), а не просто quaestio facti (вопроса факта), не связанного сам по себе ни с какой необходимостью или нормативностью.

Однако ни в коем случае нельзя забывать, о чем здесь на самом деле идет речь. Мы говорим о значении «интерсубъективности» и утверждаем, что важным аспектом этого значения является то, что интерсубъективность не есть просто расширенная субъективность. Но отсюда следует, что, поскольку интерсубъективное согласие достигается через проверяемость, любой субъект должен в принципе при такой же проверке получить тот же результат.

Оставим теперь вопрос принципа (представленный анализом значения термина «интерсубъективность») и обратимся к вопросу факта (представленному фактическим выполнением специфического теста, предназначенного для установления объективной природы некоторого предложенного высказывания). Ясно, что даже если большое количество субъектов будут способны проверить это высказывание и получить положительный результат, теоретически можно еще сомневаться в том, что они действительно были «родовыми» субъектами, и допускать, что все они имели некоторое особое свойство, которое (быть может, неосознанно) побудило их прийти к согласию по поводу этого свойства, тогда как другие, более «родовые» (т. е. менее предвзятые) субъекты могли бы и не подтвердить это высказывание (т. е. могли бы посчитать, что оно не подтверждается данной проверкой). Ясно, что эта ситуация похожа на ту, с которой мы знакомы по критическому анализу «верификации». Даже после сотни позитивных проверок всегда остается возможность, что следующая проверка будет отрицательной, т. е. допускается практическая несомненность, но не абсолютная несомненность (другими словами, нельзя исключить возможность того, что на положительные исходы всех тестов повлияли случайные благоприятные обстоятельства). Отметим к тому же возможную недостаточную «общность» субъектов или, скорее, подозрение, что выполнявшие проверку были одинаково предвзятыми, так что результаты ее оказались одинаково ошибочными (вопрос, который – особенно в случае наук, называемых гуманитарными, – отнюдь не является «византийским»[88]). Во всяком случае, мы можем заключить, что вопрос факта имеет здесь только «практическое» значение, так что к нему можно применить обычные критерии аккуратности и критической осторожности, которые в нынешней практике экспериментальной работы давали надежные результаты в рамках некоторых подлежащих определению степеней надежности.

Это обращение к повторяемости и проверкам имеет еще и то непренебрежимо малое преимущество, что устраняет любой скрытый психологический смысл из понятия независимости субъекта. На самом деле очень легко понять такое выражение, как «независимо от воли субъекта». Например, когда кто-то говорит «воспринимаю я или нет, то, что находится передо мной, от меня не зависит», он часто имеет в виду, что имеет ли некто такое восприятие или нет, не зависит от его воли. Однако неадекватность такого толкования становится очевидной, если вспомнить о снах и галлюцинациях, которые действительно независимы от нашей воли, но тем не менее не объективны, как было показано выше.

Еще хуже, возможно, характеристики независимости от субъекта, опирающиеся на представление о том, что объект является «внешним» по отношению к субъекту. Помимо довольно наивного представления о субъекте как о чем-то ограниченном своими органами чувств, своей кожей, возможно, даже своим черепом, они, вероятно, связаны с туманным представлением о том, что психические факты (внутренние для субъекта) все еще для многих кажутся лежащими вне того, что может быть предметом объективного исследования.