Научные сказки периодической таблицы. Занимательная история химических элементов от мышьяка до цинка

Еще более очевидна связь цинка с церемониями защиты от распада и похорон. Когда Уильяма Дидса, журналиста, послужившего прототипом для главного героя романа Ивлина Во «Сенсация», послали освещать события войны в Абиссинии, все свои пожитки он положил в ящик из древесины кедра, обшитый цинком, чтобы отпугнуть муравьев. Цинк часто используют для обшивки гробов в качестве относительно дешевой и надежной альтернативы свинцу. Один из моих консультантов при написании этой книги, Андреа Селла, сохранил очень яркие воспоминания детства в Италии о подготовке к похоронам, которая сопровождалась звуком паяльной лампы, использовавшейся для запаивания цинка на гробе перед закрытием крышки. Немецкий художник Йозеф Бойс в ряде своих работ использовал цинковые ящики для хранения жира. Хотя наибольшего внимания критики удостоился именно жир, наряду с войлоком признаваемый наиболее значимым для Бойса материалом, цинк для него тоже очень важен, так как выбран прежде всего потому, что символизирует противоположности: яд и целительный бальзам, а также замок, который со временем неизбежно разрушается. В данном контексте здание, построенное Либескиндом, превращается в огромный саркофаг, метафорическую гробницу тел шести миллионов евреев, уничтоженных в годы Холокоста, а также и в средство сохранения памяти о них.

Цинк также используется для гигиенической транспортировки мертвых тел через государственные границы. Металл создает как бы двойной барьер. С одной стороны, он предотвращает проникновение загрязнителей, которые могли бы ускорить разложение тела, а с другой стороны, он способствует защите окружающей среды от загрязнения трупным веществом. В стихотворении Бертольта Брехта «Погребение подстрекателя в цинковом гробу» говорится об этом непроницаемом слое, который хранит зловещую тайну. Это стихотворение вместе с другим произведением Брехта «Борцам в концентрационных лагерях» было положено на музыку учеником Шёнберга Гансом Эйслером в его грандиозной «Немецкой симфонии». Эта симфония должна была исполняться на музыкальном фестивале в рамках Парижской всемирной выставки 1937 г., но нацисты своим давлением вынудили организаторов фестиваля предложить автору, чтобы вокальные партии заменили на вставки для саксофона и, таким образом, слова Брехта были выброшены. Эйслер, естественно, отказался вносить какие-либо изменения, и на фестивале было исполнено более раннее его произведение. «Немецкая симфония» впервые прозвучала лишь в 1959 г. Стихотворение Брехта начинается словами:

В этом цинке, здесь,
Покоится человеческий труп,
Или его ноги, или голова,
Или еще меньшая кроха его,
Или вообще ничего, ибо он был
Подстрекателем.

В Париже ассоциации с цинком более приятные. Повсюду, куда ни кинешь взгляд, крыши из светло-серых листов металла, изогнутых над мансардами. В какой-то момент цинк, вероятно, одержал верх над свинцом и шифером с весьма положительными последствиями: крыши больше не выглядят мрачными крышками, а изящно сливаются с молочно-голубым небом.

По ночам, правда, наибольшее количество цинка находишь в барах. В английском языке тоже масса метонимических образований с названиями элементов. Но именно в Париже в пору их расцвета, в начале ХХ века, бары стали называть «цинками». Жак Превер написал стихотворение о пьяной болтовне «цингёра» – как называли кровельщиков, что крыли крыши цинком – в таком баре, а Ив Монтан сделал из стихотворения известную песню «И праздник продолжается». Я обнаружил один из немногих пока еще уцелевших «цинков» на левом берегу Сены неподалеку от знаменитых кафе «Два маго» и «Кафе де Флор». Не исключено, что Эрнест Хемингуэй и Гертруда Стайн заглядывали и сюда тоже. В настоящее время бар входит в состав сети ресторанов, владельцы знают о его «цинковом» происхождении и, как видно, гордятся им. Стулья покрыты металлической краской, название ресторана вырезано из листового металла, меню оформлены в серых тонах. Остатки какой-то экстравагантной металлической конструкции в стиле модерн все еще поддерживают здание. Но пространства от старого «цинка» в нем осталось меньше, чем на длину руки бармена. Теперь здесь из цинка пюпитр метрдотеля со сложным барельефом, изображающим виноградную лозу с гроздьями и листьями на темно-сером металле. По всему же помещению протянулась сияющая новизной барная стойка, подозрительно яркая для цинка и, скорее всего, изготовленная из другого металла.