Научные сказки периодической таблицы. Занимательная история химических элементов от мышьяка до цинка

Первый вопрос был: какую мочу собирать? В медицинских справочниках говорится, что она должна быть «соломенного цвета», как будто всем хорошо известен цвет соломы. По-видимому, имеются в виду типичные регулярные истечения цвета белого совиньона? Я решил, что надежнее всего будет воспользоваться первой утренней мочой, скорее напоминающей шардоне. Мне почему-то казалось, что в ней должно быть больше растворенных веществ. Я собрал четыре литра мочи и оставил ее в открытом сосуде в саду испаряться. Поначалу она источает сильную вонь, но постепенно отвратительный запах рассеивается, и жидкость приобретает насыщенный коричневый цвет эля. С немалым облегчением я отметил, что в ней не завелось никаких червей, и не только потому, что я не испытывал особого желания вылавливать их из гниющего концентрата, но прежде всего потому, что убедился: моя моча не заражена никакой посторонней органикой, и я смогу обойтись без нескольких стадий очищения жидкости, которые были совершенно необходимы в XVII столетии. После нескольких недель выпаривания на солнце вся жидкость испарилась, и у меня осталось 22 грамма почти лишенного запаха кристаллического осадка цвета опилок. Это, как я рассчитывал, и была та самая красноватая соль, о которой писал Гук.

Теперь я был готов начать длительный процесс прогревания. Требовалось более профессиональное лабораторное оборудование и помощь. Помощь я получил от Эндрю Шидло, одного из моих бывших преподавателей химии. Эндрю – обладатель множества самых разнообразных талантов. Я помню, как посреди урока он мог достать свою цыганскую скрипку и начать наигрывать на ней или взяться за пересказ каких-нибудь расхожих советов по разведению пчел или уходу за автомобилем. Но к моим занятиям из всех его способностей в первую очередь отношение имели познания в истории алхимии. Он был автором сочинения о Михаэле Сендивогиусе, польском алхимике, по всей вероятности, открывшем кислород в начале XVII столетия и применившем его в первой подводной лодке голландца Корнелиуса Дреббеля, которая пересекла Темзу в 1621 г. Эндрю говорит на чрезмерно четком английском с едва заметным польским акцентом и своих бывших учеников неизменно именует профессорами. Он сразу же преисполнился энтузиазма по поводу моей попытки воспроизвести тот давний эксперимент по выделению химического элемента и предложил несколько различных ингредиентов, которые могли бы оказаться полезными в нашем предприятии и не в последнюю очередь немного высококачественного порохового угля, который он собственноручно изготовил из ивовой древесины.

Мы растерли немного осадка от моей мочи в ступке и пересыпали в пробирку для нагревания. Пробирка соединена с аппаратом, который позволит нам собрать любой дистиллят и определить любые выходящие оттуда газы. Летучий материал, включая все разновидности фосфора, должен конденсироваться во второй пробирке, газы же будут выходить через воздушный клапан. Мы установили две бунзеновские горелки у основания пробирки с веществом, зажгли их, довели огонь до максимальной силы и стали ждать. Поначалу выходит немного водяных паров, за которыми следуют густые желтые клубы, видом и запахом напоминающие горящий табак. «Очень загадочно, – замечает Эндрю с присущей ему демонической интонацией. – Должапен сказать, это чрезвычайно странный эксперимент». Названные пары конденсируются в виде бурого смолистого вещества, похожего на то, которое образуется при сжигании многих форм органической материи подобным контролируемым способом. У клапана появляются легкие облачка белого пара. Не пентоксида ли фосфора, продукта окисления фосфора? С помощью лакмусовой бумажки мы устанавливаем, что это, к сожалению, щелочь. Еще один быстрый тест с применением соляной кислоты подтверждает, что мы имеем дело с аммиаком. Мы остужаем плотный осадок в пробирке. Теперь он приобрел темно-серый сланцевый оттенок. Анализ по окраске пламени – крупинка плотного осадка кладется на платиновую проволоку и помещается в горячее голубоватое пламя – демонстрирует характерную желтую окраску натрия и более слабый карминно-красный цвет кальция. Эндрю воспользовался ситуацией, чтобы провести для меня мастер-класс по аналитической химии, перемежаемый тирадами против ужасного состояния, в котором ныне пребывает химическое образование: школьные дворники стараются выкинуть на помойку самую разную весьма полезную аппаратуру, которую они неизменно считают хламом; учащимся не разрешается самим проводить никакие эксперименты; а если что-то все-таки разрешается, то лишь в объеме одного урока – ограничение, исключающее эксперименты, подобные нашему.