После проникновения Даниляка в дипломатический корпус, он попытался максимально сблизиться с дружественной нам румынской нацией – нашел в роду романские корни, переименовал себя из Леонида в Леонтия и даже попытался придать фамилии более “румынское” звучание – то ли Даниляну, то ли Данилеску… После преждевременной отставки он вернулся в родной университет и с энтузиазмом включился в склоку, имевшую место в то время на факультете, причем, на стороне оппозиции к ректору. Это был крупный просчет, недопустимый для политика и дипломата его масштаба, и вскоре Леонид Иванович (на Родине он восстановил славянское начало в своем имени) оказался за бортом кресла завкафедрой, да и вообще университета.
Кафедрой зоологии заведовал профессор Иван Данилович Шнаревич – краснобай и демагог. Его лекции по зоологии позвоночных все слушали, раскрыв рот и затаив дыхание, как сказку. Думаю – он был самым талантливым лектором в университете. Зоологию я учил тогда так, как ни один предмет ни до, ни после того. Зоологам раздали учебники Кашкарова – огромный фолиант (более 1000 хрупких, пожелтевших от старости страниц), изданный в 1937 году, с подробнейшим описанием и детальнейшими рисунками позвоночных. Но и этого нам с Валеком Крысаченко было мало. Мы основательно проштудировали “Сравнительную анатомию” Шмальгаузена, изучали труды Северцева, Берга… Короче, зоологию я знал лучше, чем большинство преподавателей кафедры, да, наверное, и сам Шнаревич. А когда в 1973 году я имел в Мурманске собеседование с завотделом ПИНРО Федоровым, глубины моих познаний вызвали у него легкий шок (при том, что Институт комплектовался в основном выпускниками МГУ и ЛГУ). Мне сразу же было предложено после окончания университета перебираться в Мурманск (зарплата молодого специалиста – 350 р. против наших 90, а во время плавания – 700 плюс суточные в валюте).
Мне однажды рассказывали, как Шнаревич “читал” диссертацию своего аспиранта. Аспирант, уже немолодой человек и с “положением”, решил для солидности еще защитить диссертацию. Но все его попытки получить аудиенцию у руководителя по поводу ознакомления последнего с написанным трудом заканчивались неудачей. То слишком напряженный график занятий у профессора, то важное заседание в обкоме (Иван Данилович вел большой объем партийно-общественной работы и даже висел на областной Доске Почета), то научная конференция в Кишиневе… Тогда умные люди ему посоветовали – ты пригласи, мол, Шнаревича на природу, угости, и все будет хорошо. И вот аспирант (крупный чин в рыбинспекции) пригласил профессора к себе на дачу на Касперовское водохранилище, славившееся своими рыбными запасами. По приезду, как водится, хорошо выпили. На следующий день – утренний клев – ну это святое! После – обильный завтрак с последующим легким отдыхом (подъем был ранний). В обед роскошная уха из свежепойманной рыбы. Ну, под уху выпить – сам бог велел (или, перефразируя Суворова – заложи штаны, а под уху выпей!). А после хорошего обеда, как-то не до диссертации. После отдыха – вечерний клев. На следующий день картина повторилась. На третий – аспирант взял работу с собой, чтобы профессор мог ознакомиться с ней на рыбалке. Но природа как-то не располагала к умственной деятельности. Наконец, уже сам Шнаревич предложил аспиранту почитать ему диссертацию вслух – а он, мол, будет по ходу вносить исправления. Подняв голову от страницы через 10 минут, аспирант увидел, что профессор безмятежно спит… Короче, за всю неделю пребывания в заповеднике Шнаревичу так и не удалось подержать в руках научный труд своего ученика. Уезжая, он попросил аспиранта обязательно (!!!) занести ему работу в следующий понедельник…
Кстати, научные «традиции» кафедры мало чем отличались от соседей. Так, один известный вченый, и, в будущем, большой университетский начальник, готовил свою диссертацию, облучая рыбок в аквариуме ультрафиолетом. И вот, когда бесценные результаты были, наконец, собраны и обобщены, кто-то обратил внимание, что облучение проводили через толстое стекло, ультрафиолет, как известно, не пропускающее. Ну, на уверенность автора в добытых данных и качестве своей работы это совершенно не повлияло, диссертация была успешно защищена, а сам факт вошел в историю кафедры и биофака.
Лирический эпизод:
Поездка в Мурманск
(студенческие каникулы)
На своем курсе, помимо Коли Величко, я достаточно быстро подружился с Лешей Раевским. Леша был импозантным молодым человеком, прекрасно одевавшимся, в очках в дорогой импортной оправе, с модным "дипломатом". Папа – большой чин в черновицкой милиции, мама – завкафедрой английской филологии. На торжественной церемонии, посвященной началу нового (первого для нас) учебного года он возлагал венки к памятнику Ленина и казался мне, забитому провинциалу, недосягаемым идеалом советского студента. На меня же вначале смотрели, как на недоразумение, и даже не пускали в помещения университета (при росте 1.54 я выглядел, как шестиклассник).