Государственный НИИ военной медицины, находящийся на Петровско-Разумовской аллее в Москве, ведет свою историю от Авиационного научно-исследовательского санитарного института РККА, который был создан в 1935 г. для обеспечения первых в СССР стратосферных полетов. В 1947-м в связи с появлением скоростных, в том числе реактивных, самолетов преобразован в НИИ авиационной медицины ВВС. Здесь разрабатывались требования к первым катапультам и высотному снаряжению для военных летчиков. Специальным постановлением ЦК КПСС и Совмина СССР от 5 января 1959 г. наряду с авиационным предписано развивать космическое направление, а сам институт стал называться ГНИИИ авиационной и космической медицины Минобороны СССР. Здесь проводили медицинский отбор и обследование кандидатов в первый отряд космонавтов, а еще раньше готовили к полету в космос первых четвероногих. В апреле 2008 г. в память о тех исторических событиях на территории института открыт символический монумент собаке Лайке. Два последних десятилетия здесь проводились исследования главным образом в интересах ВВС – с ориентацией на сверхзвуковые высокоманевренные самолеты. Выполнен большой объем работ по инженерной психологии и эргономике.
Российская газета
(РГ): В обыденном сознании, когда речь заходит о военной медицине, первым делом всплывают госпитали и медсанбаты времен Отечественной войны. А еще – пусть это Вас не обидит – санатории и военные дома отдыха в Крыму и Сочи, где уже в мирное время поправляли здоровье главным образом генералы да их жены…
В. Пономаренко:
В том и беда – скользим по поверхности, а в суть не вникаем. Между тем объемы задач и поле деятельности у военной медицины и военно-медицинской науки год от года расширяются. Более того, сейчас назрела необходимость ее стратегической переориентации. До сих пор в центре внимания был больной. А теперь мы должны переключиться на сбережение здоровья здорового военнослужащего. Скажу больше: здоровье как биосоциальный фактор долголетия профессиональной армии – это не столько «тыловая функция», сколько функция боеготовности войск, а значит и национальной безопасности. Плюс ко всему это тесным образом связано с экономикой, со структурой и эффективностью затрат военного бюджета.
РГ:
Как это проявляется, например, в авиации?
В. Пономаренко:
Боевые самолеты 5-го поколения обойдутся примерно в 50–70 миллионов долларов каждый. А подготовка высококлассного летчика для использования таких машин со всем боевым оснащением – в 10–15 миллионов. Если допустить, что научный уровень авиационной медицины при этом не возрастет, а ослабеет, мы не получим того скачка боевой эффективности, которого ждут от новых самолетов. Он будет заведомо ниже расчетного, так как появится опасный разрыв между тактико-техническими возможностями новых Су или МиГов и уровнем специальной подготовки и профессионального здоровья летчиков.
РГ:
Они не смогут использовать новые самолеты на все сто процентов?
В. Пономаренко:
Именно. И соотношение «затраты – результат» окажется, мягко говоря, неутешительным. Ведь что такое сегодня авиационная медицина? Это разработка медико-технических требований к летательным аппаратам и системам вооружения, к средствам жизнеобеспечения и выживания, а также к профессиональному отбору для летной службы. В широком смысле, авиационно-космическая медицина, как и морская, призвана обеспечивать безопасность человека во внеземных условиях. А вместе с этим – выявлять, формировать и поддерживать его особые профессиональные навыки, добиваться сохранения профессионального долголетия и военного потенциала в течение 20–25 лет.
РГ:
И с чем приходится сталкиваться? Какие факторы настораживают больше всего?
В. Пономаренко:
Недооценка того, что я назвал бы психологической составляющей. Применительно к здоровью и умонастроениям отдельного военнослужащего. И применительно к военной безопасности всего государства. Социально-психологические исследования, проводившиеся в последние годы, выявили ряд несвойственных для армейской среды симптомов. Воинская служба перестала восприниматься многими офицерами как способ самореализации личности, укрепления своего общественного статуса и обеспечения достатка своей семье. Напротив, в какой-то момент она стала казаться обузой и отягощать сознание…
РГ:
Вы считаете это следствием политических процессов середины и конца 90-х?
В. Пономаренко:
Одно могу сказать твердо: психологические причины снижения боеготовности и боеспособности войск, приведшие к смятению умов в офицерском корпусе, лежали вне армии. Шутка сказать – «методические рекомендации» как избавиться от службы в армии выпускались массовым тиражом и наравне с рекламой расклеивались в общественном транспорте! Итог печален: прежнего единства между военными и теми, кто олицетворяет себя с демократическим обществом, не стало.