Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии

Мы странным образом всегда надеялись, что когда-нибудь бу­дем знать достаточно. Сможем принимать решения, имея полную информацию, будем разбираться в главных вопросах жизни — же­нитьбе и воспитании детей, семейном бюджете, друзьях, сексе и морали, политике и законе, религии и смерти; получим разумную и эффективную программу действий. Мы всегда думали, что бу­дем знать достаточно, когда закончим свое образование и станем взрослыми. И вот мы вырастаем, и все считают нас взрослыми, а мы ни в коем случае не знаем достаточно. То, как мы справля­емся с неполнотой своего знания, является ключевым для нашего ощущения полноты жизни. Если мне необходимо скрывать от са­мого себя, как многого я не знаю, и притворяться, что у меня есть разумное и продуманное основание для всех моих действий, я дол­жен отрицать большую часть своего осознания — как самого себя, так и мира, в котором живу. Если я попытаюсь избежать этих труд­ностей, то могу пойти по пути Дженнифер, приписывающей от­ветственность правилам, по пути Луизы, полагающейся на других людей, по пути Фрэнка, отрицающего все ценности, или могу выбрать другие способы избежать понимания собственной ограни­ченности. Делая это, я снижаю свою жизненную силу.

* * *

Для Хола получение образования было постоянной, никогда не кончавшейся, невероятно ответственной обязанностью. Он чув­ствовал вину за неполноту своего знания жизни, за то, что не был готов справиться с любой возникающей ситуацией. Будучи уже широко образованным, он постоянно читал и учился, пытаясь, наконец, узнать достаточно. Он выполнял огромную работу и ре­шал невыполнимую задачу.

Хол был моим коллегой-психологом, но имел совершенно от­личные от моих убеждения. Я немного знал его до того, как он обратился ко мне, и находил его интересным и привлекательным. Его обучение было сосредоточено на экспериментальной психоло­гии и объективно-научной методологии. Эта школа утверждает, что только поведение является твердым основанием для понимания человека, и не обращается к темной области субъективного. Так что я был удивлен и польщен, когда Хол попросил меня провес­ти с ним терапию. Было приятно, что он решил работать со мной, но это также служило вызовом мне. Хотя я очень хотел ему помочь, но слишком хорошо себя знал, чтобы понимать, что мне необхо­димо быть настороже для того, чтобы видеть в Холе личность, а не реагировать на его философские убеждения.

26 марта

Хол был крупным человеком. Крупным физически: 6 футов 4 дюйма ростом и 125 фунтов весом. Крупным интеллектуально: у него был диплом престижного колледжа и степень доктора психо­логии, также полученная в крупнейшем университете. Крупным был и его подход к жизни: частная практика в области психологии; руководство группой в развивающем центре, должность доцента в местном колледже, комитеты и комиссии государственной психо­логической ассоциации, доклады на конференциях и статьи в жур­налах. И как раз сейчас его затруднения тоже были крупными.

— Не понимаю. Я думал, вы хотели, чтобы я рассказал, поче­му я выгнал Тима сегодня утром.

— Нет, Хол, — я старался быть терпеливым. Хотя мы работали вместе уже три месяца, он все еще не понимал по-настоящему.

— Я просил вас рассмотреть те чувства и мысли, которые были у вас, когда вы его выгоняли. Подождите, подождите минуту. — Хол начал отвечать слишком быстро, он все еще не сообразил, чего я добиваюсь. — Слушайте, Хол, позвольте мне направлять ваше осознание, хорошо?

— Конечно.

— О'кей, представьте себе завтрак сегодня утром. Постарайтесь почувствовать этот образ сейчас. Вы не можете вернуться туда в действительности, но можете соприкоснуться с теми чувствами, которые рождает в вас воспоминание о происшедшем. Просто ухватите это чувство; не нужно мне объяснений и рассуждений; просто чувство. Представьте себе Тима, вашего сына, и его во­лосы, которые вас так раздражают. Теперь вы можете обнаружить, что у вас внутри что-то происходит. Что происходит в вас прямо сейчас?

— Ну, я просил его вчера постричься. Он сказал, что постри­жется. Взял деньги. Знал, что я хочу покороче. Не думаю, что это неразумное требование. Знаю, какая у детей мода на причес­ки. В конце концов, я не дубина! У меня у самого борода. Я про­сто хотел, чтобы он не выглядел дикарем с Борнео. Утром он во­шел в комнату, как пугало, как африканец, или как там, к черту, это назвать! Господи Боже! Он выглядел, как деревенский дурачок! Ну что ж, ладно. Я сказал ему, что не потерплю придурка в сво­ем доме и...