Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии

Луиза и Дон решили жить вместе. Она была воодушевлена этим замыслом, но и испугана. Луиза понимала, что начинает стремить­ся к тому, чтобы угождать Дону настолько, что ей будет трудно обнаружить собственные чувства. Мы непосредственно работали с этим знакомым импульсом, и она добивалась реальных успехов, хотя этот паттерн все еще постоянно появлялся.

На работе Луиза ждала ответа доктора Эллиота на свои письмен­ные возражения против его распоряжений. Она обнаружила, что другие сотрудники подготовили похожие докладные записки, и с нетерпением ждала неизбежной конфронтации со смешанным чув­ством возбуждения и страха. Затем доктор Эллиот внезапно объя­вил о своей отставке, и прямой развязки не последовало. Луиза почувствовала облегчение и разочарование, но она была доволь­на, что проявила последовательность в отстаивании своей позиции.

8 ноября

Луиза и Дон решили, что они не подходят друг другу и расста­лись. Луиза хорошо перенесла окончание своего романа, в том смысле, что у нее не было срывов, хотя она и чувствовала силь­ную боль и разочарование.

10 января

Луиза почувствовала, что к этому времени проделала в терапии уже достаточно, и я был с ней согласен. Когда она уходила, мы оба чувствовали любовь и печаль. Мы оба выросли и изменились в результате нашего общения.

11 июня

Я получил приглашение на свадьбу Луизы и доктора Дона Веббера вместе с запиской: "Мы решили, что лучше бороться и быть вместе, чем быть одинокими и жить отдельно". Это была свадь­ба, на которой я собирался поцеловать невесту с таким волнени­ем и нежностью, какие были известны только мне.

Воспоминания о Луизе приносят мне теперь нечто вроде лице­мерного огорчения. С самого начала я понимал силу женственно­сти этой женщины и все же поддался ее чарам. Честно говоря, я бы не удивился, если бы при таких же обстоятельствах это произош­ло опять. Действительно магическая сила — теплый земной маг­нетизм чувственной, сексуальной женщины.

На самом деле мне было необходимо получить доступ к тому способу, который выработала Луиза, пытаясь влиять на свой мир, точно так же, как мне было необходимо понять гневную тактику Фрэнка или рациональность Ларри. В каждом случае я был бы гораздо меньше полезен моему пациенту, если бы оказался совер­шенно не затронутым. Но в то же время, разумеется, мне было необходимо не быть полностью втянутым в тот способ, каким Лу­иза, Фрэнк или Ларри пытались влиять на свой мир.

Луиза отрицала свою ответственность за себя и за собственные действия. Она рано усвоила, что беспомощна и брошена в мир, в котором взрослые, сами очень уязвимые (как показала смерть ее родителей), могли вертеть ею, как хотели. Единственным источ­ником безопасности казалась постоянная готовность угождать дру­гим. Луиза вряд ли переживала какое-либо внутреннее осознание и редко думала о том, чего она сама хочет, поскольку ее потреб­ность в безопасности отождествлялась для нее с потребностью угож­дать другим. И она действительно преуспела в этом.

Конечно, нельзя на самом деле избежать ответственности за свой образ действий и свое бытие. Ответственность нельзя ни на кого переложить, и подобная попытка всегда оказывается разрушитель­ной для того, кто пытается сделать это. Я противостоял Луизе с ее навязчивым желанием угождать и тем самым показывал, что единственный способ угодить мне — не быть угодливой. Делая это, я обострил ее противоречия. Такая тактика вывела наружу посто­янную внутреннюю борьбу Луизы.

Важно, что до тех пор, пока Луиза стремилась отвергать свою индивидуальность и ответственность за собственную жизнь, она не могла установить глубоких и значимых отношений с другими. Когда такой человек, как Луиза, ориентирован в жизни на других, с ним невозможно достичь настоящей близости. Близость требует при­сутствия по крайней мере двух разных людей. Когда человек не мо­жет отделить себя от любимого, когда он не может себе позволить отличаться от другого, тогда возможны только паразитические от­ношения. С бессознательной мудростью Луиза избегала такого за­мужества, в котором она неизбежно подчинила бы себя роли жены, тянущей на себе воз, и матери-мученицы. Ее профессиональная жизнь позволяла ей находить тех, кому нужно было служить и по­могать, но эти люди были столь многочисленны и так быстро ме­нялись, что никогда не возникало необходимости полностью раз­рушать свою внутреннюю жизнь — исход, который при других обстоятельствах мог оказаться весьма вероятным. Таким образом, естественно получилось, что когда Луиза начала утверждать и себя, и свою собственную индивидуальность, она обнаружила, что всту­пает в более эмоционально близкие отношения, отношения, в которых ее собственное внутреннее чувство играло такую же роль, как и желания других.