Архаический характер этой космогонии не вызывает сомнения, а ее элементы, άπειρον и πνεύμα, тесно связаны с учениями Анаксимандра и Анаксимена.[1015] О древности этой космогонии говорит и отождествление воздуха и пустоты, опровергнутое Анаксагором и Эмпедоклом.[1016] Слова Ксенофана, утверждавшего, что божество, которое он отождествлял со всем миром, не дышит (21 А 1.25), многие понимали как критику пифагорейской космогонии,[1017] и это также ведет нас в VI в.[1018] «Именно в это время, — писала К. де Фогель, — сразу же после милетцев и в качестве реакции на них, должно было возникнуть такое дуалистическое объяснение космоса. Именно здесь в противоположность άπειρον Анаксимандра был постулирован творческим умом настоящего философа принцип ограничения, названный πέρας».[1019]
Заслуживающая внимания традиция называет Пифагора автором слова φιλοσοφία. Диоген Лаэрций упоминает об этом со ссылкой на Гераклида Понтийского: в беседе с Леонтом, тираном Сикиона или Флиунта, Пифагор назвал себя «любителем мудрости», ибо мудрым может быть только бог, — φιλοσοφία δέ πρώτος ώνόμασε Πυθαγόρας και εαυτόν φιλόσοφον μηδένα γαρ είναι σοφόν άλλ' ή θεόν.[1020] Второй раз Диоген Лаэрций возвращается к этому сюжету в биографии Пифагора (VIII,8), ссылаясь уже на «Преемства» Сосикрата; сравнение человеческой и божественной мудрости здесь отсутствует, зато есть другое — Пифагор уподобляет жизнь всегреческим играм: одни соревнуются ради почестей и славы, другие пришли сюда, чтобы выгодно продать или купить, а лучшие для того, чтобы наблюдать за всем этим. Сравнение жизни с играми также восходит к Гераклиду, это следует из его обширной цитаты у Цицерона, который передает беседу Пифагора с флиунтским тираном Леонтом. Уподобив человеческий род людям, собравшимся на всегреческие игры, мудрец заключает: «Так и в жизни: одни служат славе, другие деньгам, те же немногие, кто, пренебрегая всем этим, занимается изучением природы, называют себя любителями мудрости, т. е. философами» (Cic. Tusc. V.3 = Her. Pont. fr. 82).
Фиктивная беседа Пифагора с тираном, представленная в диалоге Гераклида, может быть разделена на несколько связанных друг с другом элементов: 1) введение Пифагором слова φιλοσοφία или, скорее всего, φιλόσοφος;[1021] 2) объяснение его смысла; 3) обоснование предпочтительности созерцательного образа жизни перед двумя другими. Что из этих трех элементов принадлежит пифагорейской традиции? Отметим прежде всего, что сравнение человеческой φιλοσοφία с божественной σοφία в двух версиях этого рассказа отсутствует, и не очевидно, что именно такое объяснение содержалось у Гераклида; если же оно восходит к нему, то нет никаких оснований считать это объяснение чисто платоновским. Буркерт, приводя к нему множество платоновских параллелей,[1022] забывает, что сравнение божественной мудрости с ограниченным человеческим знанием зафиксировано и в пифагорейской традиции. Алкмеон в самом начале своей книги утверждает, что σαφήνεια доступна только божеству, а людям приходится лишь τεκμαίρεσθαι (24 В 1). Сходная идея содержится и у Филолая: και, αυτά μέν ά φύσις θείαν γα και ούκ άνθροπίνην ενδέχεται γνώσιν (44 В б). Разумеется, подобные идеи едва ли могли привести к возникновению самого слова φιλόσοφος, но объяснять его таким образом могли и задолго до Платона как пифагорейцы, так и непифагорейцы.
По Гераклиду, смысл философии состоит в том, чтобы наблюдать и исследовать природу. Эта идея очень близка к тому, что говорится во фрагментах аристотелевского «Протрептика»: Пифагор называл себя θεωρόν της φύσεως и утверждал, что человек рожден επι τό γνώναί τε και θεωρέσαι (fr. 18, 20).[1023] Можно ли полагать, что Аристотель и Гераклид под влиянием платоновского идеала βίος θεωρετικός одновременно решили приписать Пифагору чуждые ему идеи? Развитая теория трех типов жизни, как показал Егер, была создана в школах Платона и Аристотеля.[1024] Тем не менее критики Егера были правы в том, что идеал жизни, посвященной познанию, начал формироваться задолго до своего окончательного теоретического воплощения у платоников и перипатетиков.[1025] На это указывает самое первое упоминание слова φιλόσοφος, встречающееся у Гераклита: χρή γαρ εΰ μάλλα πολλών Τστορας φιλοσόφους άνδρας είναι (22 Β 35). Каков бы ни был контекст этого высказывания, иронический или серьезный,[1026] оно недвусмысленно связывает φιλόσοφος с Ιστορία, которая, как мы помним, была отличительной чертой Пифагора.[1027] В доплатоновский период φιλόσοφος и φιλοσοφία употреблялись в разнообразных контекстах, сохраняя, как правило, свою первоначальную связь с познавательной деятельностью.[1028] Если у Платона и Аристотеля оба термина обогащаются новыми значениями, то значения эти мирно уживаются рядом со старым;37 нет никаких оснований утверждать, что «Платон вдохнул новое содержание в поверхностное слово φιλοσοφία», а Гераклид вложил это содержание в уста Пифагора.[1029]