Наука Креста. Исследование о святом Хуане де ла Крусе

В каком соотношении находится основной образ – образ невесты – с огромным богатством иных аллегорических образов? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратиться к другому вопросу, о котором уже упоминалось: рассматривать ли эти образы как произвольные фантазии творящего по естественным законам поэта или же как внушения Святого Духа? Этот же вопрос задала святому сестра Магдалена Святого Духа. Она пишет в своих воспоминаниях, что Хуан оставил свою тетрадь со стихами, написанными в тюрьме, в монастыре Беас, и просил сестру сделать несколько копий. Она была восхищена живостью языка, красотой, тонкостью и точностью выражения и однажды спросила поэта: эти слова, которые столько в себе содержат и являются таким украшением, вложил ли их ему Бог? Он ответил: «Дочь моя, иногда мне их давал Бог, иногда приходилось искать самому». Подобные сведения мы можем вычитать и из самих стихов. В предисловии подчеркивается, что строфы продиктованы духом любви, и поэтому невозможно найти подходящие слова для их объяснения. При этом, конечно, подразумевается сложность последующего толкования. Поэтическое выражение кажется продиктованным Святым Духом вместе с содержанием. Но вскоре нам сообщается, что даже непосредственное выражение не в состоянии передать того, что Святой Дух позволяет душе внутренне пережить и понять. Поэтому в комментариях святой прибегает к образам и сравнениям, чтобы дать хоть какое-то представление об этом.

В опыте мистика необходимо отличать духовное и внутреннее от их языкового выражения. Эта «бесформенная и безобразная» полнота духа никогда не даст замкнуть себя в слова. «Схватывание» образов и сравнений может быть истолковано как попытка найти точное выражение. Но это может быть также и попыткой уловить то, что посылает Дух Божий. Когда Хуан указывает на подчас странно звучащие и подвергающиеся неверному толкованию образы Священного Писания, мы вполне можем думать о сверхъестественной помощи и в подборе языковых средств. Хотя понятие «богодухновенный» и не подразумевает, что помимо того, что святые писатели говорят, все их образы и слова тоже должны быть отнесены к Божественному дару, все же во многих местах вполне очевидно, что человеческое слово понимается как «слово Божье» в прямом смысле. По высказываниям самого Хуана, то же было и с ним в некоторых случаях. Но даже когда он сам пытается найти подходящее выражение, не исключена помощь Святого Духа. Живость его поэтической фантазии, увеличивающаяся за счет неестественной оторванности от всего, что могло бы удовлетворить внешние чувства, была способна, как по волшебству, вызвать из его души целую галерею ярких образов. Если же эти образы совпадают с его внутренним опытом, то здесь уже нельзя говорить о фантазии или о произвольных толкованиях: он находит в образах искомое выражение для невыразимого. Святой Дух открывает ему духовный смысл яркой и ясной полноты и направляет его выбор. Отсюда становится понятна целостность и внутренняя убедительная сила образов. Но это относится не ко всем образам. Некоторые из них поэт выбирал естественным способом и действительно «искал» – не в высшем смысле этого слова. Но еще чаще, чем образов, это касается последующих комментариев.

Мир, в который нас вводит «Песнопение», – это мир, каким он предстает перед исполненной тоски, познавшей любовь душой. Она уходит, только чтобы найти Возлюбленного. Она везде пытается отыскать Его следы, все напоминает ей о Нем и имеет для нее значение лишь постольку, поскольку может что-то сказать о Нем или передать Ему весть. Каков олень, внезапно появившийся на опушке леса и мгновенно исчезнувший, как только человеческий взгляд обнаружил его, таков и Бог при первых встречах: Он показывает Себя душе, но исчезает до того, как она успеет схватить Его. Чистый источник, освежающий путника, – это вера для души: истина, которую Он дает, чиста и свободна от всякого замутняющего заблуждения, из нее струится к душе вода жизни, текущая в жизнь вечную (ср. Ин 4, 14). В тоске склоняется она над источником: не засияют ли ей из этого ясного зеркала глаза Возлюбленного? Его глаза – это Божественные лучи, которые коснулись ее в самой глубине души, осветили и зажгли огнем. Она всегда чувствует себя под их взглядом: он запечатлелся у нее в душе. Все это становится понятно исходя из контекста. Но в комментарии читаем, что «облик» – это постулаты веры, которые представляют нам Божественную истину (=лучи) скрытыми и несовершенными. Этот «облик» назван светло-серебристым, потому что чистое золото истины предлагается нам в вере как бы покрытым серебром. Таким образом, мы более не можем следить за описанием и теряем связь с основным символом. Мы оказываемся перед рациональным, искусственным объяснением, которое можем принять из пиетета к поэту и толкователю – а можем и не принимать, поскольку он сам нам это позволил.