Наука о войне (о социологическом изучении войны)

Вышеуказанный моральный разрыв между высшими штабами и войсками представляет собою явление, наблюдавшееся во всех армиях. Вот что пишет Жан Нортон Крю[110] про то же явление во французской армии. «Спросите бойцов и они приведут вам примеры непонимания штабами того, что в действительности происходило на фронте. Я могу сам рассказать следующий небольшой пример. Около 10 января 1917 года 133-я дивизия, в которой я был унтер-офицером, заняла у Вердена сектор между Безанво и фермой де Шаморетт. Этот участок местности был отбит у неприятеля 25 дней перед этим. Мое отделение находилось на крайнем левом фланге, поддерживая связь с соседней дивизией. Но я не мог занять указанной мне позиции, ибо окоп, нарисованный на плане Штаба корпуса и протягивавшийся по обрыву, в действительности не существовал. Наши предшественники получили после атаки 15 декабря 1916 года категорическое приказание построить этот окоп в течение недели. Несчастные пытались это выполнить. Однако, хотя они и закончили все указанные им траншейные работы в более легком грунте, здесь они не смогли справиться с осыпями замерзшего щебня, затвердевшего, как бетон. Нужно вспомнить, как сурова была та зима. При нашем вступлении на позицию эта несуществующая траншея была нам сдана, как существующая, объяснив нам, что требования корпуса со словами «во что бы то ни стало» так часто повторялись, что пришлось донести о ней, как о будто бы законченной, в расчете закончить ее, когда температура упадет и станет возможным рыть. Но морозы продолжались. Каждую ночь я шел со своим отделением на назначенное нам место; мы ковыряли кирками — нам удавалось согреться, но результатом нашей работы были лишь горсти отколотого щебня. В феврале нас сменили, а траншея продолжала существовать лишь в воображении тех, кто нанес ее на свой план. Впоследствии, из чтения рассказов о войне, я узнал о гневе прибывшего на смену нового штаба корпуса и этот окоп был, наконец, построен в марте месяце. Следует при этом заметить, что вопрос идет здесь не о какой-нибудь незначащей траншее, а о важнейшем участке позиции; на опушке леса де Кариер, на смычке двух дивизий, образовалось пустое пространство в 200 метров шириной, без единой траншеи и без, хотя бы, единой заставы. Так продолжалось более трех недель, и штаб корпуса об этом не знал. Кто в этом виноват? Войсковая часть, пославшая ложное донесение? Те, кто получают ложные донесения, обыкновенно сами вызывают их непосильными требованиями. Штаб корпуса рассуждал чисто по школьному теоретическому трафарету, вместо того, чтобы посчитаться с реальностями обстановки. Тогда бы он учел: что стоят большие морозы и грунт замерз; что солдаты, находящиеся на позиции, плохо снабжены; что у них будут отморожены ноги; что успех работы может быть настолько мал, что поставленная задача непосильна даже для неослабленных людей; что можно предъявлять войскам лишь выполнимые требования и во всяком случае должно принимать меры для облегчения положения их. Штаб корпуса, рассуждавший иначе, и вызвал ложное донесение, которое могло бы привести к катастрофе. Этого не случилось, но произошел скандал другого рода: дивизия потеряла громадное число людей с отмороженными ногами и ее кадры оказались истощены вследствие плохого снабжения».

«…Можно утверждать, — заключает свои наблюдения Жан Нортон Крю, — что войска из страха перед начальством, как правило, обманывают его. Наполеон, которого очень боялись, был и наиболее обманываем. Этот небывалый человек понимал это, но он так был уверен в своей способности понимать действительную обстановку, что примирился с этой тенденцией, лишь бы только его боялись. Традиция обманывать начальников усилилась с тех пор и, может быть, это единственная привычка мирного обучения, которая осталась и на войне».

Вот последствия устарелой, примитивной точки зрения, полагавшей, что скрыванием истинной психической сущности боя можно сохранить дух армии на высшем уровне.

«Нам кажется, — писал уже полвека тому назад генерал М.И. Драгомиров, — что настало наконец время трезвого отношения и к военным событиям: Агамемноны, Ахиллесы и другие более или менее красивые эпические герои должны сойти со сцены и уступить место обыкновенным людям, с их великими доблестями и с их подчас унизительными слабостями; с их самоотвержением, доходящим до того, чтобы положить голову за други своя, — и с их себялюбием и своекорыстием, доводящими до стремления уложить (руками неприятеля) того ближнего, который им не пришелся по сердцу; с их способностью взбираться под пулями и гранатами на вертикальные стены безо всякой посторонней подмоги, и с их обычаем давать иногда тыл и бежать без оглядки, из-за одного того, что какому-нибудь негодяю вздумается крикнуть: «мы обойдены».

Дело от этого выиграет: оно всегда выигрывает от правды. В теории не будут ограничиваться всеизвиняющей фразой: — «это случайность», а будут задаваться вопросом о том, как нужно вести и организовать войска, дабы они возможно менее поддавались неблагоприятным случайностям»[111].