Наука побеждать. Авантюра

   К моему удивлению, адъютант командующего армией, довольно молодой ротмистр в белом кирасирском мундире, лишь бросил взгляд на письмо и тут же проводил к генерал-лейтенанту. Несмотря на поздний час, Михаил Богданович Барклай де Толли работал с бумагами. Он осмотрел меня оценивающим взглядом и, кивком ответив на моё приветствие и представление, спросил:

   - Поручик, отчего не по форме?

   Я вспыхнул, хоть прикуривай, и принялся мысленно честить себя, на чём свет стоит. Это ж надо удумать такое, явиться к командующему армией с трофейным палашом, вместо уставной шпаги.

   - Виноват, - только и смог выдавить я.

   - Георгиевская лента на баскетсворде смотреться не будет, - скупо улыбнулся генерал-лейтенант и размашисто подписал представление майора Губанова, - придётся вместо неё дать вам крест.

   Кажется, я покраснел ещё гуще, только что дым из ушей не повалил.

   - Скажите, поручик, вы как в седле держитесь? - неожиданно спросил у меня Михаил Богданович. - Уверенно?

   - Вполне, - ответил я, не совсем понимая, к чему это. И майор спрашивал вчера. Но там-то всё ясно.

   - Из вас, юноша, - продолжил командующий, - вышел бы отличный драгунский офицер. Если верить этому рапорту майора Губанова, вы провели отличную операцию. Вам бы драгун вместо простых пехотинцев.

   - Виноват, ваше превосходительство, - покачал я головой, - но драгуны давно перестали быть конной пехотой. Вряд ли, я смог бы провести подобную операцию с драгунами. Ведь конников очень сложно спустить с седла.

   - Верно, - устало улыбнулся генерал-лейтенант. Он вынул из ящика стола шкатулку со Святым Георгием Победоносцем на крышке. - Подойдите ближе, поручик Суворов. Вы вполне оправдываете свою фамилию. - Михаил Богданович поднялся и прицепил мне на мундир крестик Георгия четвёртой степени. Я заметил, что на пальцах его осталась серая пыль, я слишком поспешно чистил мундир, перед тем как войти в здание штаба. - Как говорится в Уставе: "тот кто, лично предводительствуя войском, одержит над неприятелем, в значительных силах состоящим, полную победу, последствием которой будет совершенное его уничтожение", а также за "лично предводительствуя войском, возьмет крепость". Эти слова в полной мере относятся к вам, поручик Суворов.

   - Служу Отечеству, ваше превосходительство, - гаркнул я.

   - А теперь ступайте отдыхать, поручик, - отпустил меня генерал-лейтенант, - и скажите адъютанту, чтобы пригласил ко мне этого французского дипломата. Письмо, кстати, при вас?

   - Так точно, - ответил я, извлекая из кожаной сумки письмо, вручённое мне майором Губановым. - И я хотел спросить ещё об одном, ваше превосходительство.

   - Что такое? - спросил Михаил Богданович, забирая у меня письмо.

   - Как быть с поляками, захваченными нами в Шодровичах?

   - Сдайте их в гарнизонную гауптвахту. Вас туда проводит любой из офицеров.

   Я поклонился генерал-лейтенанту и вышел из его кабинета. На пороге меня ждал адъютант в кирасирском мундире.

   - Проводите к командующему француза, - сказал ему я и, подумав минуту, добавил: - И не могли бы вы сообщить, где найти офицера, что проводил меня до гарнизонной гауптвахты.

   - Обратитесь к дежурному офицеру гарнизона, - бросил мне адъютант и быстрым шагом направился к выходу.

   Я лишь скрипнул зубами ему вслед и отправился на поиски дежурного офицера гарнизона. Отыскал я его, по счастью, достаточно быстро. Не так и много было в ставке незапертых дверей по такому позднему времени. Он отрядил мне в помощь младшего унтера. Я представил его казакам, сообщив, что он проводит их на гауптвахту, куда надо сдать поляков.

   Сменив уморившуюся лошадь на почтовой станции, я отправился обратно в Капсукас. Хоть я и устал после дня дороги, однако ночевать в Вильно было негде, а в Капсукасе стоял наш полк, на квартирах которого я и собирался провести ночь.

   (из воспоминаний графа Нессельроде)

   Эта встреча с Государем, ставшая определяющей для судеб всей Европы начиналась вполне обыденно. Я пришёл к Его величеству с очередным утренним докладом о состоянии дел в министерстве. Первым листом в моей папке лежала просьба французского дипломата об аудиенции. Это был личный посланник Бонапарта, прибывший с объяснениями по поводу инцидентов на западной границе Империи и письмом от французского правителя.