Еще один пример глубоко встроенной в нас несовершенной модели – то, как мы видим белый цвет. Согласно модели, которую строит зрительная система, белый – это яркость в отсутствие загрязняющих цветов. Данная модель развивалась миллионы лет, причем так же она устроена у многих видов животных. В какой-то момент, а именно в 1671 г., одно особенно мозговитое животное по имени Исаак Ньютон разобралось, что сия внутренняя модель – упрощение[168]
. Белый свет – смесь всех цветов, а мозг отражает его в упрощенном виде.Трудную проблему белого цвета можно было бы сформулировать так: “Что за особый физический процесс очищает белый свет от всех загрязняющих его?” Вот соответствующая ей метапроблема: “Почему мы вообще думаем, что существует трудная проблема? Почему мы считаем белый цвет очищенным?” Теперь мы знаем решение метапроблемы: мозг строит простую, практичную, но несовершенную модель. И отсюда мы понимаем, что трудную проблему решать не надо.
И тем не менее, хотя любой образованный человек теперь знает, что белый – смесь всех цветов, это знание не меняет моделей, встроенных в зрительную систему. Мы все же видим белый чистым, а не смесью всех цветов. И никто не возмущается противоречием. Мы привыкли к тому, что интеллектуальное, когнитивное знание не согласуется с тем, что сообщают нам глубинные, врожденные модели мозга. Можно сказать, что наука – постепенный процесс, в ходе которого когнитивные части нашего мозга обнаруживают неточности в глубинных, эволюционно встроенных моделях мира.
Философ Франсуа Каммерер задал о теории схемы внимания мудрый вопрос[169]
. Предположим, теория верна. Мозг строит схему, которая как бы имитирует внимание. Она обрисовывает общие свойства высшего уровня, в частности нашу способность сосредоточиваться и глубоко обрабатывать информацию. Но в то же время при этой обрисовке схема не учитывает физических или механистических свойств внимания. Она не утверждает, что у внимания нет физической сущности, – просто замалчивает эту тему. В схеме нет данных о мелких деталях вроде нейронов и синапсов. Если наши представления о сознании основаны на этой внутренней модели, почему мы тогда так уверены, что сознание – это эфирная сущность? Откуда мы берем представление о том, что сознание ничего не весит и не имеет материального воплощения, если об этом нет данных в соответствующей внутренней модели?Разгадка, мне кажется, в том, что люди в целом не склонны к такому представлению. Мы не считаем сознание чем-то физически несуществующим, а понимаем его как нечто, к чему материальные свойства
Чтобы лучше понять меня, представьте себе, что кто-то тронул вас за плечо. Прикосновение активирует на коже рецепторы, передающие информацию в мозг. В конечном итоге тот строит определенного вида внутреннюю модель – тактильную модель, пакет информации, описывающий это конкретное прикосновение. Модель содержит данные о месте прикосновения, его силе в начальный момент, о давлении, продолжительности и, возможно, даже о мягкой фактуре кончиков пальцев. Это богатая сенсорная репрезентация. Но она не содержит информации о вкусе. Прикосновение к плечу не обладает, например, соленостью. Я не говорю, что прикосновение пресно и его стоило бы подсолить. Нет, оно попросту лежит
У меня практически нет сомнений, что если бы можно было внедрить электроды в мозг здорового человека вам удалось прочитать информацию, зашифрованную в его тактильной системе, то в модели восприятия
Полагаю, что схема внимания действует так же. Она содержит богатый, но ограниченный набор информации. Она отражает общие свойства внимания, но не физические, не механические. Основываясь на этой внутренней модели, мы интуитивно представляем себе внутренний мысленный опыт, который может завладевать информацией и подталкивать нас к действию, как это делает внимание, но этот опыт не имеет никакой определенной связи с материальным воплощением. Его нельзя физически схватить, он не гладкий, не шершавый, не волнистый, не тяжелый, не легкий, не вонючий, не зеленый, не заостренный. Он нигде не расположен в этих физических измерениях – точно так же как прикосновение не существует в измерении солености.