Наука умирать

Деникин давал слово участникам совета и, по-видимому, не собирался навязывать своё решение: внимательно выслушивал, задавал вопросы по делу. Многие предлагали идти на Дон: ближе к России, ближе к Москве. Убедительно высказывался Кубанский атаман Филимонов, высокий, с благородной осанкой, усатый, бородатый и уже с сединой. Он сказал:

— У нас, кубанцев, есть сведения, что казаки станиц Лабинского отдела, в частности станицы Прочноокопской, упорно борются с большевиками и ждут нас с нетерпением. К тому же эта станица отличается очень выгодным географическим положением, давшим ей со времён Кавказской войны славу и известность оплота всей старой казачьей Линии. Поэтому я рекомендую военному совету избрать направление на Прочноокопскую станицу. Она расположена на очень высоком правом берегу Кубани, командующем над Армавиром — центральным местом интендантских и артиллерийских складов большевиков. Засев в этом неприступном гнезде, мы можем угрожать всем большевистским коммуникациям, а в случае удачи очистим от большевиков и весь район Лабинского отдела. Создадим там опорную базу для дальнейших операций.

Когда Деникин предоставил слово генералу Маркову, тот коротко высказался в поддержку предложения Филимонова. Романовский и Богаевский тоже поддержали кубанского атамана. Так и решили — идти на Кубань.

Время шло к полудню, слепяще светились на солнце белые и розовые хлопья в сверкающей листве, а здесь только лишь начали обсуждение того, что действительно требовало обсуждения. Сначала самый тяжкий вопрос.

— Мы должны ввести в заблуждение большевиков относительно направления нашего похода, — сказал Деникин. — Нам помогут в этом внезапность и быстрота. Я предлагаю увеличить суточные переходы, посадив всю Пехоту на подводы. Некоторые красногвардейские отряды действуют именно так. Если мы примем такое решение, то что делать с лазаретом? Положение тяжелораненых — безвыходное. Они целыми днями трясутся в повозках на ухабах. В течение последних трёх суток от вечера 13-го до вечера 16-го обоз прошёл свыше 90 вёрст, причём отдых в Гначбау не превышал 6—8 часов, а некоторые повозки на это время и не разгружались. В лазарете иссякли лечебные и перевязочные средства. Смертность достигла ужасных размеров. Нам придётся выбирать одно из двух: или идти с тем же обозом, подвергая армию риску погибнуть, или идти форсированно, как я предлагаю, и обречь тяжелораненых на верную смерть. Или третье... Самое страшное: оставить тяжёлых здесь, приняв меры, гарантирующие им безопасность. Как сделали в Елизаветинской — с большевиками-заложниками.

Сказав всё это, Деникин взглянул на Маркова с вопросом и с некоторым беспокойством. Наверное, подумал, что командир 1-й бригады выступит против оставления раненых, чтобы ещё более повысить свою популярность. Если думал так, то никогда ему не понять, кто он — потомственный дворянин генерал Марков.

По традиции начали высказываться младшие, и почти все говорили о тяжёлом впечатлении, которое вызовет у добровольцев оставление раненых. Деникину пришлось ссылаться на донесения из Елизаветинской, где красные будто бы не трогали оставленных раненых. Когда дошла очередь до Маркова, он в своём коротком выступлении поддержал предложение Деникина, а после совета, вернувшись в свой штаб, приказал командирам полков Боровскому и Туненбергу собрать имеющиеся и найти, где угодно, ещё повозки и лошадей и забрать из лазарета всех своих тяжелораненых.

За оставление раненых высказались на совете и Романовский, и Алексеев, и другие генералы. Было принято ещё одно неприятное решение, направленное против раненых: не снабжать их продовольствием из общего армейского котла, очень скудного и не всегда действующего, а возложить эту задачу на лазарет. Пусть его персонал в занятом пункте распределяет раненых но хатам и там добывает еду.

И, наконец, прозвучал из уст командующего долгожданный намёк:

   — Господа, есть ещё один вопрос, требующий обсуждения, — сказал Деникин. — Как поступать с пленными? Когда мы начинали поход, наш первый командующий Лавр Георгиевич отдал распоряжение пленных не брать, возложив на себя ответственность за это перед Богом и людьми. В то время это было необходимое решение. Теперь времена меняются: многие казаки, не устоявшие перед большевистской пропагандой и воевавшие на стороне красных, одумались и готовы перейти на нашу сторону, однако боятся, что их расстреляют. И не только казаки, но и другие красногвардейцы. По-видимому, следует к пленным относиться по-разному. Некоторые наши командиры уже почувствовали необходимость изменения отношений к пленным. Есть случаи, когда просто отпускают на свободу, к своим. Я думаю, что это неправильно...

Деникин сделал паузу, пережидая оживлённо-возмущённый шумок, возникший среди присутствующих. На генерала Маркова не смотрел. А Марков с интересом наблюдал за большим мохнатым шмелём, влетевшим в окно и ищущим выхода.