Наука умирать

   — Лучшие всегда погибают первыми, — сказал Марков, — и на их крови восходит победа.

От станицы Мечетинской, где расположился штаб армии, до Новочеркасска меньше ста вёрст. Совсем близко молодая жена, но командующий не имеет права бросить армию — большие бои временно прекратились, но возникли большие проблемы. Поздним вечером Деникин выбирался из штабной избы во двор, смотрел на звёздное небо, находил Ковш, яркую звезду Арктур, думал о Ксении. Может быть, и она глядит сейчас на звёзды и вспоминает о нём.

В это время обычно приходил Романовский, чтобы обсудить, отключившись от дневной суеты, серьёзные проблемы: о направлении движения армии, об отношениях с донским атаманом Красновым, о действиях красных войск, в большом количестве прибывших с севера, о возможной встрече с немецкими войсками, об уходе офицеров из армии.

23-го им не удалось поговорить о нерешённых вопросах. Романовский пришёл озабоченный: красные неожиданно начали наступление от станицы Великокняжеской.

   — Я позвонил Маркову, чтобы готовился завтра с утра выступить навстречу, — сказал Романовский.

   — Совершенно правильно, Иван Павлович,— одобрил Деникин. — 1-я бригада стоит как раз на этом направлении.

   — Сергей Леонидович справится.

   — Стоял бы там Богаевский, послали бы его, и он бы справился, — сказал Деникин. — А это какая звезда, Иван Павлович, над той яблонькой?

   — По-моему, это Капелла. Она в это время поднимается на северо-востоке. Именно там» откуда сейчас наступают красные.

   — Да. Марков должен справиться. Но я давно хочу конфиденциально посоветоваться с вами о некоторых фактах, связанных с Сергеем Леонидовичем. И вы, и я — его старые друзья, но, как говорится, дружба дружбой... Отпустил пленного матроса на переезде у Медведовской — это пустяк: он и раньше отпускал отдельных пленных, но в станице Павловской отпустил всех, взятых в плен, — человек 50. Разве мы так договаривались на военном совете? Кстати, и о том военном совете он отзывается отрицательно. Считает, что я о новом отношении к пленным говорил для того, чтобы снять с себя ответственность за расстрелы. Вспоминает покойного Лавра Георгиевича и заочно упрекает меня за то, что я не стою на скирде под пулями, как это делал Корнилов. И опять разговоры пошли: почему Марков не командующий. Я убеждён, что он к этим разговорам не причастен, но его поведение создаёт для них почву. Он ведёт себя не так, как другие командиры бригад. Считает возможным отменять мои приказы по интендантским вопросам. Заявил офицеру-интенданту, сославшемуся на мой приказ: «Здесь я командую». Вот и распускаются легенды, что всеми нашими успехами мы обязаны генералу Маркову. Особенно заговорили после боев у Лежанки.

   — Да, он там создал пулемётные батареи на тачанках...

   — Иван Павлович, и другие наши командиры принимают в боях новые неожиданные решения и побеждают. Я прошу вас в каком-нибудь штабном документе, например, в очередной сводке, очень осторожно так отозваться о 1-й бригаде, чтобы Сергей Леонидович вспомнил: он такой же командир бригады, как Богаевский и Эрдели. Такой же генерал, как и другие генералы нашей армии. Только очень осторожно.

   — Я понял, Антон Иванович. Есть интересная новость из Кисловодска: на прошлой неделе там был Автономов и встречался с Рузским и Радко-Дмитриевым. У него план: создать объединённую армию из кубанцев и офицеров с одним из этих генералов во главе.

   — Чего это у тебя ленточка теперь простая, без полосок? — спросила Ольга, когда уже после выздоровления к ней пришёл Руденко, вернувшийся на большевистскую военную службу.

   — Царские военные награды красным бойцам носить запрещено, а эта лента — Георгиевская, — ответил Руденко, который был в новом бушлате, в клёшах невероятной широты, с маузером на поясе, рядом со сверкающей военно-морской бляхой. — Теперь я боец Красной армии, и у нас — новые порядки. Командиров теперь не выбирают, а назначают, в каждой части комиссар, дисциплина и всё, как положено. Чтобы скорее кадетов разбить. Но ты мне, Оленька, скажи, где меня с Георгиевской ленточкой видела? Раненого меня привезли без чепчика, отсюда уходил — какой-то колпак напялили. Где мы встречались? На каком причале? Я ведь тоже помню, что видел тебя где-то.

   — Всё тебе скажу, Олеженька. Сердце тебе отдала — всё отдам. Был у меня муж, не буду врать — были мужики, но никого так не жалела, не любила, как тебя.

   — Ответный сигнал тебе такой же, Оля, но рассказывай.

   — Рассказывать-то нечего. Ты меня вроде бы и не заметил тогда — бронепоездом командовал. На Георгие-Афипскую ехал, а мне приказано было раненых пленных офицеров доставить в Афипскую и передать кадетам — какой-то договор у Автономова с ними был. На автомобиле меня с ними на вокзал отвезли, какой-то казак из автономовского штаба передал тебе приказ, к твоему бронепоезду прицепили пассажирский вагон...

   — Точно. В Афипской тебя с Ярощуком высадил с твоими кадетами. Погиб Ярощук от марковской пули, а ты, сука, всю ночь там на Афипской с тем самым Марковым... Да я б тебя ща пристрелил, как ту собаку, но в Красной армии теперь дисциплина...