Наука умирать

   — Они были сегодня у меня с докладом о состоянии полков. Большие потери, большая убыль, крайнее утомление — физическое и особенно моральное. Видите ли, некоторые тревожные симптомы проявились ещё во вчерашнем бою и тем более в сегодняшнем. Командиры полков считают необходимым дать людям некоторый отдых от этого ежедневного крайнего нравственного напряжения, от боя, от разрастания нашего кошмарного лазарета, хотят постоять на месте и не чувствовать себя вечно окружёнными. Если бы Екатеринодар держался, тогда бы не было двух решений. Но теперь рисковать нельзя. Мы пойдём за Кубань и там в спокойной обстановке, в горных станицах и черкесских аулах, отдохнём, устроимся и дождёмся более благоприятных обстоятельств.

Было принято решение: день 18 марта отдыхать, а в сумерках выступить в поход, в направлении, неожиданном для противника: на юго-восток, к станице Усть-Лабской, к берегам Кубани.

День выдался как раз для отдыха — пасмурный, прохладный, пронизанный серо-голубым светом облаков. Марков прогуливался по станице с генерал-майором Плющевским-Плющиком[31]. Они с разницей в год оканчивали Константиновское и Академию, оба восхищались решением Корнилова повернуть армию на юг.

   — Это можно сделать лишь с такой армией, как наша, — сказал Марков. — Имея в тылу втрое превосходящего противника, атаковать с фронта тоже превосходящего, да ещё брать такую водную преграду. Ведь мост через Кубань могут взорвать.

   — Корнилов и рассчитывает на то, что у нас не солдаты, а офицеры, и каждый — профессионал в военном деле с опытом большой войны.

Станица затихла, опустела, сонные офицеры помогали хозяйкам с дровами, с водой, с приготовлением обеда, бродили по улицам в поисках выпивки. Некоторые прогуливались с казачками.

Плющевский-Плющик занимался у Корнилова контрразведкой, и Марков советовался с ним по поводу посылки в Екатеринодар Мушкаева.

   — У него есть возможность войти в доверие красным Начальникам, — говорил Марков. — И перекинуться к ним он не сможет — я приму меры.

   — С этой разведкой у нас плохо: всех наших там хватают и расстреливают. Некоторые, правда, ещё сидят в Чека, но их участь, конечно, решена. Лишняя попытка не помешает.

   — Ведь мы даже не знаем, где сейчас Покровский[32], — продолжал Марков обосновывать своё намерение. — И ещё я хочу получить сведения о настроениях командиров наших противников. Сейчас там новые начальники — Автономов, Сорокин. Может быть, они уже задумались о том, яро большевики предали Россию? Ведь завтра немцы придут на Дон. Может быть, они поймут, что русским надо воевать не против русских, а против немцев? А настроение войск очень зависит от настроения начальников.

   — Лавр Георгиевич на это не рассчитывает. Автономов, Сорокин для него враги, командиры войск противника. Вот Антон Иванович Деникин, тот высказывает мысли о возможности повернуть красных против немцев. Но это в порядке фантазии. Ведь почти все кубанские станицы перешли на сторону большевиков.

   — Это, Юрий Николаевич, временная вынужденная Маскировка. Переименовали станичных атаманов в председателей Советов или в комиссаров, станичное правление — в исполнительный комитет. Люди те же, а их настроение будет зависеть от успехов нашей армии и от предательской политики большевиков, в которой они, наверное, уже разобрались.

Они проходили мимо большой хаты, где во дворе звенели, визжали, щебетали женские голоса, и среди всяческих «Анька, не валяй Ваньку» вдруг услышал ось: «Зуева, когда свой пулемёт в порядок приведёшь?» Из калитки вышла женщина с вёдрами, направилась по воду. Не женщина, а прапорщик: гимнастёрка, погоны, сапоги, но при этом юбка, а из-под фуражки выбиваются волнистые белокурые локоны.

   — Это здесь наши пулемётчицы? — спросил Марков. — Я вчера одну видел на мосту. Хорошо вела огонь. Девушка, вам помочь?

   — Спасибо, ваше превосходительство, но негоже генералам ведра носить.

   — Мы не только генералы, но и мужчины, — сказал Марков.

   — Разве? А мы и не знали, — ответила девушка и с хохотом побежала к колодцу.

   — Остатки женского батальона, — со вздохом сказал Плющевский-Плющик, — они в октябре 1917 Зимний защищали. Корнилов их бережёт — в обозе держит. Так что ж, Сергей Леонидович, присылайте своего офицера. Я ему дам документы, посоветую кое-что.

Отправив Мушкаева в штаб, Марков вызвал Родичева на улицу и отдал ему секретный приказ: «Побриться, начиститься, принять бравый вид — и со мной на прогулку в женский батальон...»

Шли по станице, наполненной отдыхающими офицерами. Искавшие выпивку и, по-видимому, нашедшие её собирались группами и громко разговаривали. Можно было услышать слова: «Учредительное собрание... Екатеринодар... Социалисты... Корнилов... Монархисты...» Другие тем временем прогуливались с казачками или медсёстрами. Офицеры наконец-то побрились, не спеша, по возможности привели в порядок шинели и сапоги и честь генералу отдавали по всем правилам, независимо от степени опьянения.