Наука умирать

Корнилов прислал ординарца с приказом прекратить преследование, отойти к станице и обеспечить переправу армии на южный берег Кубани.

От станицы до реки тянется дамба длиной около трёх километров. Далее — мост. Марков расположил роты по окраине станицы и вдоль дамбы и в сопровождении Тимановского взошёл на мост. Здесь стояли юнкера.

   — Осторожнее, ваше превосходительство, — предупредили они, — здесь большая пробоина от снаряда.

Шириной в полмоста и метра два в длину — вниз лучше не смотреть: там сердито шумит вешняя вода, тёмная, неодолимая, страшная.

   — Степаныч, нельзя колонны и лошадей пускать мимо этой дыры, — сказал Марков. — Вызывай техническую роту — пусть закрывают.

Наступала ночь. Опять беззвёздная, недобрая. В тревожном молчании проходили колонны через переправу. 43зади, в станице, время от времени стреляли. Марков поникал, что там — красные. Они опять побеждены, но не разбиты — генерал уже привык к этому, — значит, завтра опять в бой. Это и есть его жизнь, жизнь генерала Маркова.

На переправе — женские голоса: «Девочки, осторожнее с пулемётом. Здесь неровная дорога. Можно споткнуться... Ты вчера споткнулась...»

И эта ночь в походе. Прошли километров 10 — и вдруг наткнулись на сильный огонь: винтовки, пулемёты. Станица Некрасовская, в которой мечтали отдохнуть, занята красными.

И снова генерал Марков разворачивает роты в цепь, 4-я рота — в обход слева, с востока. Снова надо лежать на холодной земле, идти вперёд без дороги, спотыкаясь, а в лицо — вспышки выстрелов. И это после ночного марша, боя, переправы и движения от Кубани.

К рассвету 4-я рота вышла к восточной окраине станицы и залегла. Марков готовил к атаке с севера главные силы полка. Прошёл вдоль цепей — некоторые умудрялись спать. На окраине станицы красные вели редкий огонь. Можно было отдавать команду, но... Вдалеке слева послышались звуки музыки. Прислушался — действительно духовой оркестр играл марш «Тоска по родине», далеко ввысь трубы несут печаль, угрюмой решительностью поддерживают их басы, и роковые шаги к победе и смерти отмеривают барабаны.

Генерал Корнилов опять сидел на скирде, наблюдая в бинокль за движением красных на окраине станицы. Дал знак ординарцу, поднялся во весь рост. Запели трубы, ударили барабаны. Генерал скомандовал:

— Полк, вперёд!

Командир полка подполковник Неженцев шёл впереди. Привычная картинная атака: размеренным шагом, винтовки наперевес, без выстрела, дистанция в цепи — четыре шага. Красные беспорядочно стреляли, и местами дистанция увеличивалась — падали раненые и убитые. В цепях грянуло яростное «Ура!», и красные побежали.

Маркову было приказано отбивать контратаки красных, и полк целый день лежал на окраине станицы, держа оборону. Перед офицерами — река Лаба, мост взорван, на западном пологом берегу — красные. Значит, переправа вброд ночью, и снова бой. Противник со всех сторон.

Когда ему лучше выбрать время для отдыха, когда объезжать позиции рот и с какой стороны ждать красных, Марков не размышлял, он всё это чувствовал. Приказал подать лошадь и сначала проехал по станице. Здесь, в центре, на площади расположилась вся артиллерия, лошади неподалёку жуют сено. В домах помещаются штаб, квартиры генералов. Возле пушек — дежурные артиллеристы. На брёвнышках возле хаты сидят прапорщики Ларионов и Брянцев, рядом с ними две кудрявые пулемётчицы. Генерал проехал мимо, ответил на отданную честь, приветственно помахал, спросил:

   — Орудия все готовы к бою?

   — Так точно, ваше превосходительство, — отрапортовал Ларионов.

   — Отдыхайте, но не забывайте, что в любой момент могу вас послать в бой — чувствую, что красные вот-вот контратакуют, — сказал и поехал на северную окраину станицы.

Его словно ждали: привычная редкая перестрелка вдруг вспыхнула непрерывной стрельбой и пулемётными очередями. Злобно просвистел снаряд и разорвался впереди шагах в тридцати. Лошадь рванула, прошуршали рядом осколки. Галопом он выехал к цепи, занявшей позицию у мельниц, не подъезжая близко, крикнул полковнику Плохинскому:

   — Приказываю отбить контратаку.

Повернул лошадь и помчался назад — некогда искать ординарца. Обстрел артиллерией усилился — гранаты разрывались во дворах, на дороге. Подъехал к артиллеристам. Те уже собрались у орудий — ждали команду.

   — Артиллеристы! — крикнул Марков. — Живо на окраину к мельницам. Там почти никого нет. Красные идут!

Миончинский уже был здесь и командовал:

   — Передки к орудиям! В передки! За мной рысью ма-арш!..

Генерал ускакал вперёд, прямо к редкой цепи у мельниц. Нервно шагал за мельницами, глядя на наступающих красных, оглядываясь, пытаясь понять, подоспеет ли батарея.

Пушки с грохотом и лязгом, поднимая пыль, вылетели из станицы. Подпрыгивали на ухабах передки, летели на землю плохо подвязанные винтовки, котелки, вещмешки.

   — Налево кругом! — командовал Миончинский. — С передков! Шрапнелью трубка сорок! Прямой наводкой беглый огонь!..

Подскакали и пулемётчики, и почти одновременно зарокотали «кольт» и «максим», рваные лоскуты пламени вырывались из стволов пушек, оглушая резким хлопком выстрела.