Наулака - История о Западе и Востоке

Невозможно в точности восстановить следующие два часа в жизни Николаса Тарвина. Он чувствовал такой прилив сил, что, казалось, готов был сдвинуть горы с места и повернуть реки вспять; под ним гарцевал сильный конь, а сердце обжигала мысль, что он потерял Наулаку, зато обрел Кейт. Когда он, как метеор, промчался по плотине, кули осознали, что происходит что-то очень важное, и тут же разнесся слух - их ждут великие дела! Артельный десятник явился на зов Тарвина и понял, что девиз дня - разрушение, а это, может быть, единственное, что восточный человек очень хорошо понимает.

С громкими криками и пронзительными воплями они разметали по бревнышку пороховой склад, оттащили от плотины телеги и подъемный кран, порвали сплетенные из травы бечевы. А потом, по-прежнему понукаемые Тарвином, заложили бочки с порохом под верхнюю часть недостроенной плотины, завалили их сверху всякой всячиной и забросали песком.

Дело делалось наспех, но порох, по крайней мере, был собран в одном месте, и Тарвин сделал все, что было в его силах, чтобы шума и дыма было побольше и магараджа получил удовольствие. Без чего-то пять махараджа прибыл на место в сопровождении свиты, и Тарвин, приказав всем рабочим отбежать подальше, поджег длинный зажигательный шнур. Огонь медленно подбирался к верхушке плотины. И тут, ярко сверкнув белым пламенем, плотина разверзлась с глухим грохотом, и поднятые в воздух клубы пыли смешались с облаком дыма. Воды Амета с яростью устремились в образовавшееся отверстие, закипели и запенились, и наконец, ленивым потоком влились в привычное старое русло. Дождь из падавших с неба обломков поливал берега Амета и поднимал фонтаны воды. Прошло совсем немного времени, и только облако дыма да почерневшие от взрыва крылья плотины, осыпающиеся на глазах по мере того, как их все больше и больше подмывала река, напоминали о том, что здесь велись работы.

- Итак, сахиб махараджа, сколько я вам должен? - спросил Тарвин после того, как удостоверился в том, что никто из кули, даже самых неосторожных и безрассудных, не погиб.

- Это было прекрасное зрелище, - сказал махараджа. - Я такого никогда не видывал. Жалко, что это нельзя увидеть еще раз.

- Что я вам должен? - повторил Тарвин.

- За это? О, да это же мои люди! Ну съели они немного рису, и к тому же почти все они отпущены из моих тюрем. Порох взяли со складов арсенала. Так какой же смысл толковать о том, кто кому должен? Да что я, какой-то там бунниа, который станет считать долги? Это была прекрасная тамаша! Клянусь Богом, от этой плотины и следа не осталось!

- Я мог бы все отстроить заново, если бы вы захотели.

- Сахиб Тарвин, если бы вы прожили здесь еще год-другой, вы, наверное, и получили бы счет; кроме того, хочу сказать вам: все, что вы заплатите, заберут те, кто расплачивается с заключенными, и, значит, ваши деньги не сделают меня богаче. У вас работали мои люди, рис нынче дешев, и кроме того, им повезло - они видели тамашу. Этого больше чем достаточно. Нехорошо говорить о платежах. Давайте вернемся в город. Клянусь Богом, сахиб Тарвин, вы человек ловкий. Теперь некому будет играть со мной в пахиси и веселить меня. И махараджа Кунвар тоже расстроится. Но это хорошо, когда мужчина женится. Да, это очень хорошо. Почему вы уезжаете, сахиб Тарвин? Это что, приказ правительства?

- Да, американского правительства. Я нужен там, чтобы помочь ему управлять государством.

- Вы не получали никакой телеграммы, - простодушно заметил король. Хотя вы такой ловкий, что...

Тарвин весело засмеялся, развернул лошадь и ускакал, оставив короля несколько заинтригованным, но совершенно безучастным. Тот, наконец, научился воспринимать Тарвина и его повадки как своего рода природное явление, неподвластное чему бы то ни было.

У дома миссионера Тарвин по привычке попридержал лошадь и несколько мгновений смотрел на город; и вдруг он так остро почувствовал чужеродность всего того, что окружало его здесь, - чувство, предвещавшее скорые перемены в его жизни, - что он вздрогнул.