Наулака - История о Западе и Востоке

- Все это было лишь сном, дурным сном! - пробормотал он. - А хуже всего то, что в Топазе никто не поверит и в половину случившегося со мной. Глаза его, блуждавшие по выжженной солнцем земле, засверкали при воспоминаниях о днях, прожитых в Раторе. "Эх, Тарвин, старина, в твоих руках было целое королевство, и что же в результате? Ты уезжаешь ни с чем, а эта страна смотрит тебе вслед с чувством превосходства. Ты одурачил сам себя, дружище, думая, что ты приехал в Богом забытую дыру, - и ты сильно ошибся. Если ты целых полгода провозился здесь, пытаясь добыть то, что тебе нужно, а потом не смог удержать это в руках... значит, ты только того и заслуживаешь... Топаз! Бедный Топаз!" - он снова скользнул взглядом по раскинувшейся красно-бурой равнине и громко рассмеялся. Маленький городок у подножия Большого Вождя за десять тысяч миль отсюда, ничего не подозревающий о том, какие мощные силы ради него были приведены в действие, этот городок, пожалуй, рассердился бы на Ника за неуместный смех; ибо Тарвин, не успев еще прийти в себя от тех событий, что до основания потрясли Ратор, относился теперь несколько свысока к своему родному городу, который мечтал когда-то превратить в столицу американского Запада.

Он хлопнул себя по бедру и развернул лошадь в сторону телеграфной станции. "Клянусь всем святым, хотел бы я знать, - думал он, - как же мне теперь уладить дело с миссис Матри? Если бы она увидела даже плохонькую стеклянную копию Наулаки, то и тогда у нее потекли бы слюнки". Лошадь быстро скакала вперед, и Тарвин, перестав мучить себя этим вопросом, беспечно махнул рукой. "Если я сумел примириться с этой неудачей, смирится и она. Надо только подготовить ее телеграммой".

Оператор телеграфной станции, он же главный почтмейстер Гокрал Ситаруна, до сих пор не может забыть, как странный англичанин, который, в сущности, и не англичанин и потому вдвойне непонятен, в последний раз поднялся по узенькой лестнице, уселся на сломанный стул и потребовал абсолютной тишины; как после пятнадцатиминутного зловещего молчания и подкручивания тонких усов он тяжело вздохнул, как обыкновенно вздыхают англичане, когда съедят что-нибудь вредное для себя, и, отстранив оператора, набрал номер соседней станции и отбил послание, действуя несколько высокомерно и решительно; и как он надолго остановился перед последним ударом, приложил ухо к аппарату, как будто тот мог что-то сказать ему, и наконец, широко и лучезарно улыбнувшись, произнес:

- Кончено, бабу. Так и запишите у себя, - и умчался с воинственным кличем своей родины на устах.

Телега, запряженная волами, поскрипывая, тащилась по дороге, ведущей на станцию Равут. Солнце клонилось к закату, окрашивая все вокруг в пунцовые тона, и низкие холмы Аравуллиса вырисовывались на фоне бирюзового неба, как гряда разноцветных облаков.

Почувствовав холодное дыхание ночи, Кейт поплотнее закуталась в плед. Тарвин, болтая ногами, сидел на задке телеги и не спускал глаз с Ратора, который должен был вот-вот исчезнуть за поворотом. Сознание своего положения, разочарование, угрызения чуткой совести - все это ждало Кейт впереди. А сейчас, удобно расположившись на ложе из подушек, она испытывала лишь чисто женское удовольствие от сознания, что есть на свете мужчина, который сделает для нее все.

Многократно произнесенные слова нежных прощаний с женщинами из дворца, стремительное венчание, в котором Ник, конечно же, не мог согласиться с пассивной ролью заурядного жениха, а наоборот, всем командовал и увлек всех своей неудержимой энергией, - все это утомило ее. Острая тоска по дому (она всего час назад увидела ту же тоску в мокрых от слез глазах миссис Эстес) овладела ею, и ее попытка погрузиться в мир людского горя казалась ей сегодня ночным кошмаром, и все же...

- Ник, - сказала она нежно.

- Слушаю тебя, маленькая моя.

- Нет, ничего; я просто думаю. Ник, а вы позаботились о махарадже Кунваре?

- Либо я ничего не понимаю в жизни, либо с ним все в порядке. Пусть вас это не беспокоит. После того как я кое-что объяснил старику Нолану, он довольно благосклонно отнесся к моим соображениям и обещал, что до поступления в Майо Колледж мальчик поживет у него. Понятно?

- Мне так жаль его мать! Если бы я только могла...

- Нет, вы не могли бы. Эй, смотрите скорее! Вот он, прощальный взгляд на Ратор.

Цепочка разноцветных огней, освещавших висячие сады дворца, скрытая до поры за бархатно-черным выступом скалы, вдруг выплыла из темноты. Тарвин вскочил на ноги в телеге и по восточному обычаю отвесил низкий прощальный поклон.

Огни исчезли один за другим, как в коробке из-под винограда исчезли сиявшие нестерпимым блеском камни ожерелья. И, наконец, осталось только одно окно. Оно светилось на самом высоком бастионе, точно далекая звезда, подобно черному алмазу Наулаки, мерцающая мрачным красноватым блеском. Но и этот огонек тоже угас, и мягкая ночная мгла, поднимавшаяся откуда-то из-под земли, укутывала мужчину и женщину, сидевших в телеге.