Навальный. Человек, который украл лес. История блогера и политика

Более того, Эдуард Вениаминович заявил, что «лидеры буржуазной оппозиции… докатились до банального стукачества». Таким образом, лидер национал-большевиков по сути обвинил Навального в том, что тот не считает депутатов-единороссов «своими» и даже, в своём праве как человек и гражданин, имеет наглость требовать от них отчёта перед обществом. «Как же всё это жалко и глупо! Как же несостоятельны оказались болотные лидеры. Каким же мелким бизнесом они занялись, — причитает Лимонов. — Мусор накалывают».

17 апреля вышла статья Лимонова, посвящённая «идиллическому», по мнению писателя-революционера, заседанию по делу «Кировлеса»[94]. Статья в основном посвящена не собственно процессу, а исключительно ёрническим комментариям по поводу главного фигуранта и его окружения.

«Как бывают богатые свадьбы, так вот и суд у Навального получился богатый, — пишет бывалый арестант Лимонов. — Могли бы к розам и шампанского по-разливать, но, по-видимому, решили, что неуместно». Литератор неоднократно подчёркивает, что суд идёт над «казнокрадом».

«Жених, он же именинник, он же подсудимый» — именно так Эдуард Вениаминович величает главного фигуранта дела «Кировлеса». Далее он называет Навального не иначе, как «барином», а его окружение характеризует словами «все выглядят как иностранцы», «как заезжие американцы». Лимонову, много лет прожившему то во Франции, то в США, конечно, виднее.

«Я Навального не люблю, это, наверное, понятно», — признаётся лидер национал-большевизма в конце статьи. Да понятно, Эдуард Вениаминович, конечно, понятно.

В статье от 24 апреля[95] Лимонов задаётся вопросом: кому интересен суд над Навальным? Отвечая на него, он обращает внимание на наличие в зале Кировского сюда, где проходит очередное заседание по «Кировлесу», представителей посольств США, Швеции и ещё кого-то официального из Евросоюза.

«Суд над Навальным интересен только сторонникам Навального, ошибочно принимающим его за великого политика, в то время как он никакой политик, интересен журналистам, хотя на второй день процесса уже куда меньше, чем в первый, интересен иностранным дипломатам», — считает Лимонов.

«Поскольку Навальный позиционирует себя как политик, то конечно уголовное преследование Навального хочешь не хочешь выглядит, как политическое преследование. Но по сути-то оно таковым не является», — заключает Эдуард Вениаминович, на полшага не доходя до той линии, где начинается «нашизм». Тот самый, который не так давно попытался накормить писателя Лимонова экскрементами.

6 мая в центре Москвы прошла очередная массовая акция оппозиции, а в «Известиях» традиционно вышла ругательная статья Лимонова по этому поводу[96].

«Кульминационным моментом митинга явилось выступление кандидата в президенты Алексея Навального. Он вышел на сцену с женой Юлией, беря пример с президента Обамы, который также везде таскает за собой жену Мишель. Навальный вдохновеннослезливым тоном произнёс речь, похожую на речь воспитательницы в детском саду», — сообщает своё видение политического процесса Эдуард Вениаминович. И выносит неутешительный вердикт: «Сеанс надувания репутаций болотных вождей состоялся. Дотянут как-нибудь до следующего митинга».

14 мая Лимонов решил ответить на открытые письма журналиста Олега Кашина и скандальной политической активистки Марии Бароновой, написав в «Известиях» (сюрприз!) о причинах своих разногласий «с оппозицией болотной»[97].

«Я люблю вас, только вы отбились от рук и ушли за Крысоловами, — наставническим тоном говорит Лимонов. — Я изругиваю и желаю морально уничтожить не вас. Речь идет о 13 или 15 типчиках из числа «болотных вождей». Вы-то «неболотные вожди», заметные молодые люди, но не из числа Крысоловов.

В декабре (2011 года — ред.) честно и яростно поднялась московская интеллигенция. Извините, может быть, это плохо видно, но нацболы своим героическим поведением в года 2000-е были чуть ли не единственной оппозиционной группой. И в том, что московская интеллигенция перестала бояться оппонировать власти, огромная заслуга нацболов. Нас судили на глазах у всех, мы шли в тюрьмы и выходили из тюрем, мы организовывали марши несогласных и нас винтили на акциях «Стратегии-31». Насмотревшись на нас, вы, ребята, перестали бояться, разве не так? Мы разрушили ваш страх».

Предрекая в очередной раз смерть протеста, Эдуард Вениаминович переходит на столь характерную для него нарциссическую самоапологетику. «Я остался и остаюсь самым последовательным и принципиальным оппозиционером моей страны, — заявляет он. — В данном случае у вас не остаётся выбора. Вы неминуемо станете верить в меня».