Наваждение

– Н-нет… – пробормотала Ирен, словно прислушиваясь к чему-то. – Она не одна. И ей, в общем, не так уж и плохо… Сейчас…

– Едем! – решительно сказала Софи. – Ирен, уйди с порога. Надоело.

– Надоело – что? – удивленно переспросила Ирен.

Софи, одеваясь, не ответила.

Над горизонтом низко стояло большое черное облако со щупальцами растопыренными в разные стороны. Угрюмые зимние зарницы вспыхивали на его краях. Небо вокруг казалось выбеленным. Дорога, обрамленная лесом, поднималась прямо в край тучи. Все было смутно и необычно, но ум Ефима работал с полной ясностью.

«Если гимназист Кока теперь умрет, то я тоже дальше жить права не имею. Застрелюсь и всему конец.»

От этого решения накатило такое облегчение, как будто бы в голове разорвалось что-то туго натянутое и причиняющее боль.

Но тут же вдруг пришла ужасная мысль: что, если отравленные конфеты остались в петербургской квартире, и их теперь съест та сибирская девушка с огненными волосами, которая обучается музыке. Или ее брат из тени… Отчего же он у них не спросил, не убедился?!

Не в силах более сдерживаться, Ефим застонал сквозь стиснутые зубы. Потом откинулся назад и прикрыл глаза.

Увидел Софи Домогатскую в красном платье и подаренном им рубиновом ожерелье. И на той же картине брата Михаила – тяжелого, уродливого, неуклюжего на первый взгляд. Они стояли – врозь, и даже не глядели друг на друга.

«Так и есть, – подумал Ефим. – Так и есть. Зря я… все – зря…»

Среднего роста, светловолосый юноша с едва пробивающимися усами и бородкой, но взрослым взглядом знакомых глаз вышел ему навстречу.

– Алексей Павлович Домогатский, – представился он.

– Евфимий Людвигович Шталь, – поклонился Ефим.

– Проходите, пожалуйста. Чему обязаны визитом? – юноша оставался напряжен, и этого нельзя было не почувствовать.

– Я беспокоюсь о здоровье Коки, Николая Неплюева, – напрямую (к чему теперь хитрить?) сказал Ефим. – Узнал в городе, на квартире, что он болен и отправлен в имение… И вот…

Удивление на лице Алексея Домогатского усилилось, однако воспитание не позволило облечь его в слова.

– Прошу вас…

– Скажите же: что с Николаем? Это… серьезно? Я могу его видеть? Говорить?

– Ну разумеется, – Алексей пожал неширокими плечами. – У Коки была небольшая лихорадка, кашель, горло распухло… Нынче уже полегче стало… Я пойду, сейчас же предупрежу его об вас… Вы ведь знакомы?

– Д-да… – Ефим опустился на стул и закрыл лицо ладонями.

– Что с вами? – растерялся Алексей. – Вам плохо?

– Нет, нет, – поспешно возразил Ефим. – Мигрень, понимаете… В дороге ветер…

– А-а, – с сомнением протянул Домогатский. Видно было, что происходящее нравится ему все меньше и меньше.

Ситуацию разрешил сам Кока.

Он выбежал в верхнюю гостиную прямо в нательной рубахе и поспешно накинутой на плечи байковой курточке. Порывисто кинулся к гостю, потом остановился, словно кто-то невидимый крикнул ему, как лошади «Т-тпру!»

Почти минуту длилась немая сцена.

Потом Ефим, не в силах долее молчать, спросил:

– Кока, а конфеты?

– Я не передал, простите! – мальчик расплылся в улыбке оттого, что нашлось наконец, о чем говорить. – Видите, заболел некстати, а тетя Софи сюда не приезжала на этих днях. Но они у меня в целости, не думайте…

– Где?

Алексей тревожно крутил по-юношески тонкой шеей.

– Да наверху же! – воскликнул Кока, голос его был хриплым от воспаления в горле. – Пойдемте ко мне. Я вам покажу, как я коллекцию разместил. У меня нынче все по классам… Или вам с пути отдохнуть надо? Вы ведь погостите у нас теперь, правда? Коли уж вы такую дорогу… Я и подумать не мог… Леша, барон ко мне приехал, ты такое себе представить можешь?

Алексей вполне искренне помотал головой.

– Не могу совершенно.

– Пойдем к тебе, Кока, – сказал Ефим. Ему не терпелось увидеть злосчастные конфеты.

– Мы подумали, что надо вас предупредить, – объясняла Соня. – Вдруг это и правда опасно. Но Петра Николаевича не было, а Мария Симеоновна… я ее, если честно, побаиваюсь… Вот мы и решили… Милочка сказала, что она дорогу найдет. Стеша осталась нас прикрывать, если хватятся, и Карпушу сторожить. А Джонни сам попросился, я его и взяла, чтобы ему не страшно за нас было…

– А ты? Как же ты сама? – с интересом спросила Софи. – Ты же боишься незнакомых людей, улиц, площадей, городов… Всего! Как же ты решилась?

– А что было делать? – пожала плечами Соня. – Я – самая старшая. Я и должна была…

– И как? Как тебе было? Здесь, в городе? У тебя такое лицо, как будто бы с тобой этой ночью что-то произошло… Ты… вы повстречали кого-нибудь?

– Да, вы правы, – сказала Соня. – Я повстречала ночной ветер, одиноко странствующий по городу…

– Ишь ты, – усмехнулась Софи. – Значит, наш город принял тебя, и поделился с тобою своей силой. Гордись, он принимает далеко не всех… И что же теперь?

– Теперь я могу вернуться назад, к Матюше, и быть с ним…

– Ты хочешь этого?

– Всею душою…

– Не жалко будет уезжать?

– Это всегда со мной…

– Ты, конечно, права, девочка. Я представляю себе, как обрадуется Матюша…