Наваждение - книга 2

По просьбе советников Дреф потешил собратьев занятными историями из шерринской жизни. За нижним столом те, раскрыв рты, внимали его рассказам о столице и бесчисленных ее чудесах: о революционных преобразованиях в Шеррине; о легендарных патриотах, каковых ему довелось видеть мельком, включая самого Уисса Валёра и его кузена Бирса. Пока Дреф разглагольствовал, сестра не сводила с него немигающего свинцового взгляда. Она никогда не скрывала своих чувств. Вот и сейчас на ее лице отчетливо проступали мрачность, враждебность и недоверие. Однако за последние, столь богатые событиями месяцы она изменилась, возможно, впервые почувствовала собственную значимость – ведь она стала советницей. Раньше она не раздумывая шла напролом, теперь научилась ждать, взвешивать, прикидывать. И за этим внушающим страх спокойствием ощущалось какое-то потаенное удовлетворение человека, знающего то, чего не знают другие.

Дреф оправдал ожидания слушателей и при этом соврал самую малость. Покончив со своей частью, он получил право самому расспрашивать о местных новостях. Советники с готовностью начали распространяться о победах экспроприационизма – все, за исключением его сестры, которая хранила зловещее молчание и внимательно слушала. Лишь изредка она вставляла коротенькое замечание или наблюдение, и тогда остальные внимали ей с уважением, переходящим в почтительность. Похоже, они ее побаивались, что удивило Дрефа: Стелли, хоть и сильная личность, была всего лишь молодой женщиной из бывших серфов. Правда, десять месяцев назад она шла во главе толпы, штурмовавшей дом во Дерривалей, но отношение к ней со стороны коммунаров все равно было трудно понять.

Земляки, перебивая друг друга, осыпали Дрефа новостями, но их сообщения, в сущности, мало чем отличались от рассказанного Бабкой Дро. Маркиза-преступника по заслугам лишили жизни, а его собственность отошла победившему народу. О мастере Кинце никто ничего толком не знал, что было уже интересней. Старый господин и по сю пору мог обретаться в своем тайном укрытии, если таковое существовало на самом деле, ибо две-три вооруженные вылазки в горы не дали никаких результатов, а регулярно патрулирующие округу отряды патриотов ничего не обнаружили. Кинц во Дерриваль, вероятней всего, бежал или давно умер, но об этом оставалось только гадать.

– Ну что, выяснил все, что хотел? – спросила Стелли с издевкой.

Лицо Дрефа не выразило ни удивления, ни каких иных чувств. Если она надеялась застать его врасплох, то ее ждало разочарование. «Разве можно выяснить о событиях в Дерривале все, что хочется?» – вежливо ответствовал Дреф, и Стелли нахмурила черные брови. Возможно, когда-нибудь она научится управлять своим лицом – и тогда-то станет по-настоящему опасной.

Пока же еще не научилась. Ее черты исказились от бешенства, она порывисто вскочила, едва не опрокинув стол. Разговоры разом смолкли. Напуганные коммунары тревожно уставились на нее, разинув рты, но она не обращала на них внимания. Глаза ее метали молнии, кулаки сжимались, она стояла, пожирая брата яростным взглядом. Тот, однако, и ухом не повел.

– Думаешь, ты такой умный? Думаешь, умнее всех прочих? Но погоди, может, и мне известно кое-что, о чем ты не знаешь!

Не дожидаясь ответа, она повернулась и вышла из столовой, дробно простучав по доскам настила деревянными башмаками.

Дреф проводил ее взглядом. Лицо его по-прежнему оставалось спокойным, только меж бровей обозначилась вертикальная складка.

Смущенное неловкое молчание воцарилось за столами, но Дреф спас положение – поведал несколько историй, долженствующих наглядно продемонстрировать превосходство доброго надежного фабекского здравого смысла над бестолковой шерринской ученостью. Он умел польстить самолюбию земляков, не перегибая палки. Анекдот про умного фермера, продающего яблоки, и простоватого, но самодовольного покупателя-горожанина заставил благодарных слушателей покатиться со смеху. Дреф посмеялся вместе со всеми, однако вертикальная складочка меж бровей не разгладилась. Он часто поглядывал в окно, за которым тени становились длиннее, а небо покрывалось багрянцем. Наконец он извлек карманные часы – обычную «луковицу» в простом металлическом корпусе, которая тем не менее вызвала восхищенный ропот обитателей Дерриваля, ибо никто из них в жизни не владел подобным сокровищем. Пора идти, заявил Дреф. Нельзя терять ни минуты, если он намерен поспеть к почтовому дилижансу на тракт Равенства. Нет, никаких провожаний, он не хочет доставлять друзьям лишние хлопоты. Последовали теплые слова и прощальные объятья. Вертикальная складочка обозначилась еще резче. Дреф сын-Цино откланялся и покинул Народную коммуну экспроприационистов Дерриваля со всей быстротой, на какую были способны его длинные ноги.