— Зачем же так кричать? — знакомый грудной голос лишь на мгновение успокоил её, заставив сердце работать в нормальном режиме, но после этого Люси мгновенно отскочила от Нацу, как ошпаренная, и скрылась в комнате, прикрывая за собой дверь. Парень успел поставить ногу в дверной проём; выглядел он на удивление бодро, учитывая его состояние всего несколько минут назад.
«И дёрнул ведь меня какой-то чёрт выйти в таком костюмчике из комнаты», — скрепя сердце, ругалась Хартфилия, окидывая мимолётным взглядом кружевной комплект белья. «Довольно милый, кстати», — не удержалась от комментария блондинка, но тут же судорожно вздохнула, так как Нацу резко рванул дверь на себя, чуть не отбив ей пальцы.
— Н-нацу, с тобой всё в порядке? — силясь подавить глупую и столь неуместную сейчас улыбку, пролепетала Люси, смущаясь и прикрывая руками грудь. Вот только скоро она поняла, что парень совсем не слышит её, да и его взгляд направлен не совсем на неё.
— Более чем, — процедил он сквозь зубы и на мгновение поднял взгляд на напарницу, заставив её вздрогнуть. Люси немного пошатнулась и отпрянула назад от неожиданности, больно врезаясь в стол и безуспешно пытаясь нащупать вслепую связку с ключами от звёздных духов. Конечно, она оставила её внизу, в прихожей, глупая.
— Какого чёрта, Нацу, — собственный голос звучал настолько сдавленно и жалко, что заклинательница сама едва узнала его. Хотелось свести всё к шутке, как бы невзначай добавить, что Эрза бы за подобное поведение его по головке не погладила, но слова прилипли к нёбу. Руки лихорадочно дрожали, и только стоило девушке нащупать что-то, чтобы швырнуть его в Саламандра, как тот в мгновение ока преодолел расстояние, разделявшее их, и одним точным движением смёл всё со стола. Люси вновь нервно вздрогнула, как подстреленная птичка; тишину нарушил звук разбивающегося стекла. Нацу находился близко, непозволительно близко, настолько, что уставшее и продрогшее тело ощущало жар, исходивший от него, спустя мгновение от которого бросало в ещё больший холод. Бежать было некуда, все пути к отступлению отрезаны.
— Какого ч… — договорить Люси не дали, так как горячие сухие губы накрыли её, вовлекая в грубый, отчаянный поцелуй. Нетерпеливый скользкий язык ласкал её уста, внимательно изучая каждый миллиметр; девушка, в последнюю очередь ожидавшая подобного, недовольно промычала сквозь поцелуй и упёрлась кулачками в широкую грудь парня, силясь оттолкнуть его. Нацу одной ладонью перехватил её узкие запястья, после чего резко отстранился, впиваясь пальцами в плечи до хруста в костях, и развернул Хартфилию к себе спиной.
Она осознала весь леденящий душу ужас ситуации лишь после того, как сильные пальцы приподняла её за бёдра и повалили на стол, до упора пододвигая тот к стене. В десятках осколках разбившегося зеркала Хартфилия смогла увидеть собственное лицо: перепуганное, жалкое, с выделяющимися мутными глазами. Десятки её крошечных копий, разбивающихся вдребезги, смотрели на неё саму же за мгновение до собственной погибели. Дико болел живот от пугающего чувства неизвестности; внутренности будто накрутили на вилку. Разум упорно кричал: «Борись, Люси, кричи, не сдавайся просто так!» Но ноги лишь предательски дрожали и подкашивались, а сведённые за спиной руки, которые Драгнил связывал собственным шарфом, сводило судорогой. Облизывая пересохшие от волнения губы и отбрыкиваясь, девушка предприняла попытку вразумить парня:
— Это просто не можешь быть ты, я слишком хорошо знаю тебя! Нацу, очнись, ты бы не поступил так, ты не хуже меня это знаешь! Это всего лишь ночной кошмар, чья-то глупая выходка? — но в ответ она услышала лишь сбивчивое, учащённое дыхание и хриплый голос, раскалёнными оковами впивающийся в разум:
— Нет, Люси, это наваждение…
Тело затрясло хуже, чем от удара электрическим током, когда грубые, немного шершавые пальцы стянули с неё бельё и проскользнули к паху.
— Сухая, как песок, — чертыхнулся про себя Нацу. Люси словно обухом по голове ударили от подобных слов, она уже и не знала, радоваться или нет, что не могла видеть в данный момент искажённое, обезображенное лицо парня.
— Н-нацу, подожди, умоляю, не стоит! Я ведь люблю тебя, мы можем всё сделать по обоюдному согласию. Прошу, только не сейчас и не так, мне слишком страшно! Я боюсь, Нацу, я… — звук расстёгивающейся ширинки равносилен выстрелу в упор и отдаётся в голове гулким эхом. Он слушает её внимательно, не торопится, даже склоняется на ней и демонстративно медленно наматывает волосы на руку.
— А мне не нужна твоя любовь.