Нуада, услышав подобное, с силой, почти до хруста, сжал серебряный кубок, опустив голову, чтобы скрыть полный ярости взгляд. Эльфу до дрожи во всем теле хотелось заткнуть наивного глупца, посчитавшего, будто бы он может просто так делать его сестре намеки и приглашать ее в свои путешествия.
Само осознание того, что Акэл проявляет к Нуале интерес, выходящий далеко за пределы принятого этикетом в подобных случаях, заставляло Нуаду чуть ли не кричать, круша все, что стоит рядом и изливая все накопившиеся чувства и эмоции.
— Я думаю, что все еще может быть, — секунду подумав, ответила Нуала, заметив, как пораженный и гневный взгляд брата в эту же секунду прожег ее насквозь, а желваки на его скулах стали заметнее и отчетливее, выдавая напряжение и злость. — Однако мне будет крайне неприятно путешествовать по руинам того, что некогда называлось великими и прекрасными городами.
— Что ты хочешь этим сказать, Нуала? — поинтересовался Акэл, не понимая смысла слов принцессы.
— Я хочу сказать, что люди создали величественные и удивительные сооружения и города, простоявшие не один век и повидавшие не одно исторически значимое событие… Однако если Золотая Армия продолжит свое наступление… Безжалостное и сокрушительное наступление, то останется ли что-нибудь от того, что так долго возводил человеческий род? — упрямо и непоколебимо посмотрев на Акэла, произнесла Нуала, чей голос был тверд и резок, подобно стали.
— Моя сестра очень печется о всем людском роде, друг мой, — усмехнувшись, проговорил Нуада, наслаждаясь тем, как выглядела в этот момент Нуала, серьезная, гордая и упрямая одновременно.
— Это действительно так? — непонимающе спросил Акэл, смотря на Нуалу, в чьих глазах отражались все те же спокойствие и уверенность.
— Да, правда, — бросив короткий взгляд на брата, который сидел, напрягшись всем телом и поддавшись вперед, хищным и довольным взором изучая ее. — Я уважаю людей за все то хорошее и правильное, что они сделали для нашего мира. Да, человеческий род жестоко и подло поступил со всем нашим народом, нарушив договор и загнав нас в темноту подземелий, однако он не заслужил подобной жестокой участи… — стараясь сохранить твердость и решительность в голосе, говорила Нуала, чувствуя, как горят щеки и как бешено бьется необузданное сердце. — Чем мы лучше людей, уподобившись которым, устраиваем геноцид и массовую кровавую бойню, в которой у них нет и шанса на спасение?
— Любая победа требует жертв и крови, дорогая сестра, — словно удар меча, прозвучали для Нуалы слова брата. — Я был на битвах, более того, сам вел свой народ на смерть, не жалея собственных сил, прекрасно понимая, насколько ничтожно малы были наши шансы.
— И я, и принц Акэл знаем, что такое война, а потому мы можем судить о том, что правильно, а что нет. Ты же, Нуала, даже не знаешь, какого это — видеть смерть, кровь, обезглавленные тела и корчащихся от непрекращающейся боли воинов, из последних сил бьющихся за свою жизнь, — в каждом слове эльфа читались злость, ненависть и боль от пережитого, которые заставляли Нуалу сдерживать слезы отчаяния.
— Ради победы, ради благополучия своего народа, надо быть готовым пойти на любое безумство, — задумчиво произнес Нуада, не отрывая тяжелого и серьезного взгляда от сестры.
— И я был готов, — продолжил после недолгой паузы Нуада, заставив сестру вздрогнуть от того, как ужасающе прозвучал его голос. — Я готов был пожертвовать жизнями десятков миллионов человек ради свободы и благополучия своего народа. И, если будет необходимость, я сотру с лица Земли весь людской род, заставив их надменные и гордые лица навсегда застыть с маской ужаса и боли, — последние слова Нуада произнес почти шепотом, пробравшем до костей принцессу и заставившем ее обреченно опустить взгляд.
Нуада почувствовал, как в уголках глаз защипало, и, хищно и довольно осклабившись, откинулся на спинку стула, ощущая недоумевающий и пораженный взгляд принца на себе.
— Зачем ты так, друг мой? — непонимающе спросил Акэл, посмотрев на морально убитую принцессу, которая сидела, опустив взгляд на бледные ладони: Нуала дрожала всем телом. — За что ты так с сестрой?
— Я лишь сказал правду, друг мой, — сделав акцент на последних словах, негромко ответил Нуада, обводя взглядом хрупкую фигуру сестры, которая теперь казалась еще меньше и слабее. — А правда, как ты знаешь, жестокая и беспощадная вещь.
— Но твоя правда режет сильнее самого острого клинка, разрубая пополам, — серьезно проговорил Акэл, возмущенный поведением эльфийского короля, наследника Балора.
— Иначе никак, Акэл, — раздраженно ответил Нуада, который уже жалел о том, что кроме него и сестры в комнате находился еще и принц. — Моя сестра настолько полюбила этих людишек, что была готова предать собственный народ ради призрачной и ничтожной надежды на то, что все еще может измениться, что мы еще можем жить в мире и согласии. Наивные и глупые мечты, не более, — словно приговор, проговорил Нуада последние слова, не в силах сдержать того яда и мрака, что заполнял его, окутывая каждую частицу тела.