Навеки твоя Эмбер. Том 2

Он вырвал руку, застегнул камзол, натянул высокие сапоги с серебряными шпорами, пристегнул шпагу, Нэн подала ему шляпу и плащ.

— Возьми детей и уезжай из Лондона, — сказал Брюс, надев шляпу. — Уезжай отсюда как можно быстрей!

Нэн пошла в прихожую отворить дверь: в комнату ворвались Элмсбери и Эмили. Граф был полностью одет, жена — в ночной сорочке и халате.

— Брюс! Голландцы высадились! Мои лошади под седлом, во дворе!

— Но ты не должен уезжать, Брюс! О Элмсбери! Ему нельзя уезжать, мне страшно!

Элмсбери презрительно взглянул на нее:

— Ради Бога, Эмбер! На Англию напали! — Мужчины быстро вышли из комнаты, женщины — за ними следом.

Прихожая была полна слуг, которые, полуодетые, растерянно метались, женщины плакали, все что-то громко говорили. Среди этой сутолоки внезапно появилась запыхавшаяся леди Стэнхоуп, в ночном колпаке, из-под которого виднелись бумажные папильотки. Все тело Люсиллы истерически колыхалось. Она ухватилась за Брюса, как за спасательный круг:

— О лорд Карлтон! Слава Господу, вы здесь! На нас напали! Что мне делать? Что, что делать?

Стряхнув с плеча ее руку и шагнув вниз по лестнице, Брюс ответил:

— Я предлагаю вам уехать из Лондона, мадам. Пойдемте со мной, Эмбер. Нам нужно поговорить.

Мужчины быстро спустились вниз, громко стуча каблуками по ступеням лестницы, Эмбер не отставала от них. Первый испуг прошел, но бой барабанов, удары колокола, крики и вопли усилили ощущение нависшей катастрофы. «Нет, он не должен уезжать! — думала она. — Этого нельзя допустить!» Но он уезжал.

— Леди Элмсбери сразу же отправляется в Барберри-Хилл. Мы все продумали — возьми Сьюзен и Брюса и поезжай с ней. Если со мной что-нибудь случится, я дам знать — Она хотела возразить, но Карлтон не дал ей открыть рта. — Если я буду убит, — продолжал он, — обещай, что напишешь письмо моей жене!

Теперь они были во дворе, где мужчин ожидали оседланные лошади, которые стучали копытами и нетерпеливо фыркали. Ярко полыхали факелы, повсюду сновали слуги и конюхи, вокруг лошадей бегали и полаивали черно-белые «каретные собаки» — далматские доги. Их тоже возбудил бой барабанов, который, казалось, заставил чаще биться их сердца. Элмсбери быстро вскочил в седло, но Брюс задержался. Держа в руках поводья, он взглянул в лицо Эмбер:

— Обещай мне, Эмбер.

Она кивнула головой, слова застряли в горле Она схватила Брюса за рукав:

— Я обещаю, Брюс. Но береги себя, будь осторожен.

— Все будет хорошо.

Он наклонился, обнял ее одной рукой, на мгновение коснулся губами ее губ. Потом вскочил в седло, и лошади галопом рванули вперед. У ворот Брюс обернулся и помахал ей рукой. Эмбер не выдержала и с громким рыданием бросилась вперед к нему, вытянув руки. Но всадники уже исчезли в ночной тьме, лишь слабеющий стук копыт еще звучал в наступившей тишине.

Потом в доме началась суматоха. Слуги выносили мебель во двор и спешили обратно в дом. Женщины кричали и рыдали, от беспомощности заламывая руки. Одевшись по-походному, взвалив котомки на плечи, люди стали выходить на улицу, не зная, куда идти, лишь бы подальше от города. Эмбер подхватила юбки и торопливо, спотыкаясь, почти ничего не видя от слез, взбежала по лестнице.

Двери в детскую были открыты. Десятка два обезумевших женщин носились по комнате, крича на детей, чтобы те скорее одевались. Эмили вела себя хладнокровно и сдержанно, она давала указания и сама помогала служанкам. Маленький Брюс был уже полностью одет, он увидел Эмбер и сразу бросился к ней. Она опустилась на колени и, рыдая, прижала его к себе, успокаивая скорее себя, чем его. Казалось, Брюс и не нуждался в утешении.

— Не плачь, мам. Эти проклятые голландцы никогда не доберутся сюда. Ведь папа будет защищать нас!

Но Сьюзен визжала благим матом, пинала няньку, которая пыталась одеть ее, закрывала пухлыми ручонками уши, чтобы не слышать боя барабанов. Она вертелась на столе, куда ее положили, но вдруг увидела маму и брата и громко обиженно закричала:

— Мама!

Эмбер бросилась к ней:

— Лапушка моя, дай же няне Хармон одеть тебя! И нечего плакать. Смотри — я ведь не плачу. — Она широко раскрыла глаза, но края век покраснели и распухли. Сьюзен обхватила мать и зарыдала пуще прежнего. Наконец Эмбер не выдержала и нетерпеливо встряхнула ее. — Сьюзен! — Головка девочки откинулась назад, с большим удивлением она посмотрела на Эмбер, розовый ротик открылся. — Сейчас же прекрати истерику! Тебя никто не собирается обижать! Одевайся немедленно. Мы отправляемся гулять.

— Не хочу гулять! Еще темно!

Эмбер отвернулась.

— Ничего! Все равно пойдем. Одевайся поскорее, иначе я тебя отшлепаю!

Она отошла от Сьюзен к леди Элмсбери, которая занималась своими четырьмя детьми. Эмили стояла на коленях около своего шестилетнего сына и завязывала ему шейный платок.

— Эмили, я не поеду с вами.

Леди Элмсбери удивленно подняла глаза и встала:

— Не поедете? О Эмбер, ну как же так! Надо ехать! А что, если голландцы или французы доберутся сюда!

— Сейчас их здесь нет, и я не поеду в деревню: ведь тогда я ничего не смогу узнать о Брюсе. Если его ранят, я буду нужна ему.

— Но ведь он велел вам ехать.