Это была длительная поездка от Стрэнда через руины Сити. Повсюду виднелись строительные леса, но появились и новые здания. Новые улицы, основательно перестроенные, оставались совершенно пустыми. Кое-где из подвалов струился дым, в воздухе висел сильный запах мокрого угля. Поверх куч золы и пепла нанесло земли, из которой возникли мелкие ярко-желтые цветы, лондонские ночные фиалки; они весело сияли сквозь мрачный густой туман, опустившийся до земли.
Усталая и встревоженная, Эмбер сидела в коляске в самом плохом настроении. Она ощущала боль в животе, голова кружилась от усталости. Когда они подъехали к дому Ньюболда, Эмбер увидела длинную вереницу экипажей, а также мужчин и женщин, стоявших в очереди, хвост которой загибался за угол и выходил на Абчёрч-лейн. В отчаянии Эмбер наклонилась вперед и постучала веером в стенку кареты.
— Поезжай на Сент-Николас Лейн и там остановись! — крикнула она Джону Уотермену.
Там они вышли — Эмбер, Большой Джон и два форейтора — и прошли по узкой улочке, которая вела к черному ходу в дом. Но ворота оказались под охраной двух стражников, которые тотчас скрестили мушкеты.
— Миледи Дэнфорт к вашему хозяину! — сказал один из форейторов.
— Я очень сожалею, ваша светлость. Но у нас приказ никого не пропускать через, эти ворота.
— Пропустите, — коротко приказала Эмбер, — иначе я вам нос отрежу!
Напуганные то ли ее угрозой, то ли мощной фигурой Большого Джона, стражники отступили. Слуга пошел доложить Шадраку Ньюболду о прибывшей. Вскоре он появился сам. Шадрак выглядел таким же усталым, как и Эмбер. Он вежливо поклонился ей.
— Я взяла на себя смелость прийти к вам через задние ворота. Я была на ногах всю ночь и не могла ожидать очереди.
— Конечно, мадам. Прошу вас пройти в контору.
Она с облегчением опустилась в предложенное ей кресло. Щипало глаза, болели ноги. Она вздохнула и в изнеможении опустила голову на руки. Шадрак налил стакан вина, который Эмбер приняла с благодарностью, — хоть на время к ней вернулись силы.
— Ах, мадам, — пробормотал Ньюболд, — сегодня печальный день для Англии.
— Я пришла за своими деньгами. Мне нужны все сейчас.
Шадрак изобразил грустную улыбку на лице и стал задумчиво вертеть в руках очки. Наконец он вздохнул:
— Нужны всем, мадам. — Он показал в сторону окна, откуда виднелась длинная очередь. — Каждому. Вклад некоторых — двадцать фунтов, у других, как, у вас, гораздо больше. Через несколько минут я должен буду впустить их и вынужден буду сказать им всем то, что говорю вам, — я не могу выдать деньги.
— Как! — вскричала Эмбер. Заявление Шадрака ошеломило ее, усталости как не бывало. — Уж не хотите ли вы сказать… — Она начала подниматься с кресла.
— Одну минуту, мадам, прошу вас. Ничего с вашими деньгами не случилось. Они в полной сохранности. Но разве вы не видите: если я и все другие банкиры Лондона отдадут все, до последнего шиллинга, из вкладов… — Он сделал беспомощный жест. — Это просто невозможно, мадам, вы понимаете? Ваши деньги в сохранности, но они не в моем распоряжении, кроме небольшой суммы. Остальное отдано под проценты, вложено в виде инвестиций в недвижимость, в ценные бумаги, в другие предприятия, о которых вы сами знаете. Ведь я не допускаю, чтобы ваши деньги, как и деньги других вкладчиков, лежали просто так, зазря. Вот почему мы не в состоянии вернуть вам все деньги сразу. Дайте мне двадцать дней, и, если деньги по-прежнему будут вам нужны, тогда я их выдам. Но нам совершенно необходимы эти двадцать дней, чтобы вернуть вложенные суммы обратно. Однако даже это создает финансовую анархию, способную пошатнуть бюджет страны.
— Страна и так уже пошатнулась. Ничего хуже, чем вторжение, не могло произойти. Что ж, я понимаю вас, мистер Ньюболд. Вы позаботились о моих деньгах во время чумы, во время пожара, и я не сомневаюсь, что и сейчас вы позаботитесь о них не хуже, чем я сама…
Эмбер вернулась домой, четыре часа пролежала, пыталась уснуть, пообедала, затем отправилась во дворец. По Стрэнду тянулась вереница повозок и колясок с беженцами.Они торопились выехать из города в более безопасные места страны. В коридорах и дворах дворца тоже стояли груженые повозки. Повсюду люди собирались в группы и прислушивались к канонаде, говорили только о вторжении и старались раздобыть денег, спрятать ценности и составить завещание. Некоторые из придворных присоединились к добровольцам, с ушедшим с Альбемарлем в Чэтем или с Рупертом в Вулидж, и вот на этих нескольких сотнях людей зиждилась теперь вся надежда Англии.