Карл, который провел в седле почти всю ночь, нервный и встревоженный, сразу же отплыл на маленькой лодке с Йорком, Рупертом и Монмаутом навстречу французскому флагману, чтобы встретить сестру в море. Он стоял в лодке, невзирая на неудобства, и постоянно торопил гребцов, у которых и без того руки, казалось, вот-вот выскочат из суставов. Французские корабли плыли им навстречу, покачиваясь на волнах. Их позолоченные носы сверкали на ярком утреннем солнце; цветные паруса надувались на ветру, как огромные животы; облака, белые, как пена, тянулись к горизонту; а море и небо были пронзительно синими.
Джеймс стоял рядом с братом, положив ему руку на плечо, а Карл обнял герцога за пояс, улыбнулся ему, и его черные глаза светились счастьем и волнением. Корабли были теперь так близко, что можно было видеть фигуры на палубе, хотя каждого человека по отдельности различить пока было невозможно.
— Подумать только, Джеймс! — вскричал Карл. — После десяти лет — и вновь увидеть ее!
Потом вдруг они смогли сразу же увидеть мадам, которая стояла на баке корабля в развевающемся белом платье, заслоняя глаза веером. Она подняла руку и помахала им. Братья ответили радостными криками.
— Ринетт!
— Джеймс, это Ринетт!
Лодка. и французское парусное судно быстро сблизились, но не успели их борта соприкоснуться, как Карл сделал большой прыжок и поднялся по веревочной лестнице на одних руках, да так быстро, словно всю жизнь прожил на море. Ринетт бросилась к нему навстречу и, как только он оказался на палубе, заключила его в объятия.
Он прижал сестру к себе и прикоснулся губами ко лбу. В его глазах стояли слезы счастья, а Ринетт тихо плакала от радости. Она непроизвольно начала говорить по-французски, ибо это был ее язык, и слова Ринетт звучали неясно и ласково.
— Ринетт, — пробормотал он, — Ma chere petite Rinette[25].
Она откинула назад голову, взглянула на него со смехом и смахнула слезы.
— О мой дорогой! Я плачу от счастья! Я боялась, что никогда больше не увижу тебя!
Карл молча с обожанием глядел на сестру, но в его взгляде чувствовалась тревога — он сразу заметил, как сильно, как трагически она изменилась за эти десять лет. Ведь тогда она была почти ребенком, веселым, озорным, бесшабашным ребенком, полным восторженности; теперь же она стала женщиной, полной достоинства, светской и обаятельной дамой. Но Ринетт была слишком худощава, и, несмотря на смех, в ней ощущалась серьезность, встревожившая Карла, ибо он знал причину. Никакое притворство не могло его обмануть: Ринетт была несчастна, она была больна.
На борт корабля поднялись и другие люди. Карл отпустил Ринетт. Она обнялась с Джеймсом, затем с Рупертом и Монмаутом. Наконец Ринетт подошла к Карлу и Джеймсу. Она перевела взгляд с одного брата на другого, они взялись за руки.
— Ну вот, наконец-то мы снова вместе, все трое. — Братья были одеты в темно-пурпурный наряд — траур по королеве-матери, Ринетт тоже была в трауре — в простом белом атласном платье и тонкой черной вуали, накинутой на голову.
Никто из них не осмелился сказать, но каждый подумал: «Нас осталось только трое — сколько же времени мы будем вместе?»
Позади королевской семьи на палубе стояла блестящая толпа придворных: хотя у Ринетт свита была небольшой, только двести пятьдесят человек, но каждый человек был особо отобран с величайшим тщанием: женщины отличались прелестной внешностью и изяществом, мужчины — галантностью и знатным происхождением.
Среди них была молодая хорошенькая женщина с лицом девочки, Луиза де Кэруэль, происходившая из некогда прославленного, а теперь обедневшего рода. Луиза не сводила глаз с английского короля. Это морское путешествие было первым волнующим событием в ее жизни, первой возможностью увидеть большой мир. В ее глазах чувствовалось восхищение, когда она смотрела на Карла, любовалась его темной сатанинской красотой, высоким ростом, широкими плечами и прекрасной фигурой. У нее перехватило дыхание, когда Ринетт и двое мужчин обернулись и король быстро взглянул на нее.
Прикрыв рот веером, она шепнула стоявшей рядом женщине:
— Нинон, как вы думаете, все эти истории, что о нем рассказывают, — правда или нет?
Нинон, вероятно испытывая некоторую ревность, сердито ответила:
— Как же вы наивны!
В этот момент Карл еще раз посмотрел на Луизу и чуть заметно улыбнулся.
Но хотя он никогда не бывал слишком занят, чтобы не приметить хорошенькой женщины, сейчас он не интересовался никем, кроме своей сестры.
— Как долго ты сможешь здесь пробыть? — был первый вопрос, который он ей задал после того, как закончились приветствия.
Ринетт печально улыбнулась.
— Только три дня, — тихо ответила она. Черные глаза Карла вспыхнули, он нахмурил брови.
— Так говорит Месье?
— Да. — Ее голос звучал виновато, будто она стыдилась своего мужа. — Но он…
— Нет, не говори этого… я не желаю слышать, как ты станешь оправдывать его. Но я полагаю, — добавил он, — что он, возможно, передумает.
Месье передумал.