Пусть это сражение не похоже на благородное искусство, обезображено военными хитростями. Все же, оно совершается во славу древних богов.
Эгрегий уложил камень в ложе пращи. Ждал, прежде чем раскрутить снаряд.
Конные спускались по склону, откинувшись в сторону крупа. Лошадям приходилось пригибаться к земле, тяжело переступать, чтобы не свалиться. Некоторые всадники спешились, чтобы облегчить уставшим коням спуск.
Эгрегий раскрутил пращу. Неожиданный звук привлек внимание арьергардных воинов. Они вертели головами, выискивая источник звука. Сильный ветер, шум травы мешал. Зато ветер напоминал Эгрегию о себе.
– Да знаю я, – проговорил сквозь зубы парень.
Глаза его слезились от холодного ветра, приходилось смаргивать. Цели впереди расплывались.
Авангард спустился вниз, прошел вперед, наткнувшись на ловушку. Конь под одним из всадников взвизгнул и дернулся. Воин не удержался в седле, свалился, вцепившись за луку. Это еще больше испугало животное. Рана, может быть, не серьезная, но шум, неожиданность, темнота – повлияли.
Лошадь понесла, потащив всадника за собой. Ее крики и вопли воина взбудоражили других лошадей. Те замерли на месте, сбились кучно и принялись переступать ногами. Они готовы броситься, инстинкт заставлял их сбиться в стадо и сбежать от неведомой опасности. Лишь дисциплина их держала, выучка.
Переступающие кони нашли оставленные для них ловушки. Недовольное ржание, испуганное всхрапывание. Животные не слышали команды воинов.
Эгрегий метнул камень. Удар пришелся в круп арьергардного коня. Тот вскрикнул почти по-человечески. Страх передался всем животным. Они кинулись вперед по дороге, помня, что светлая полоса земли приведет к знакомому стойлу. И наткнулись на щедро разбросанный чеснок.
Данаи повалились на землю, кого-то унесло с потоком взбешенных животных. Вместе с мешками те уносили гориты, закрепленные на боку седла. Хенельга больше всего опасалась этого страшного оружия. В один момент десяток воинов остались без оружия, их разметало по степи.
Сверху на них рушились камни. Удары приходились то в грудь, то в плечо. Сбивая с ног, нанося страшные раны.
– Оставь мне одного, – рассмеялась Хенельга.
Зачем эта копьеметалка, на них никто не бросится.
Она ошиблась.
Воины собрались. Их осталось полдюжины, остальные метались по степи, то ли искали спасения, то ли потерялись в сумраке угасающего дня.
Шестерка воинов обнаружила засаду и направилась к чужакам. Двое пеших, что сопровождали патруль, куда-то сгинули. Высокая трава поглотила степняков.
Отлично. Убивать их не следовало, зато они могли разнести весть, что на данаев совершили нападение. Пущена кровь, запах которой привлечет всех волков и в пустоши, и за Горловиной.
– Вот, а ты жаловалась, – рассмеялся Эгрегий.
У него закончились камни, прикрывшиеся щитами воины пробирались через траву. Их должно смутить, что врагов всего двое, что они не сбежали. Хенельга бросила пяток заготовленных дротиков, убить никого не удалось, но короткие копья обрушились на щиты. Выстроившиеся в шеренгу воины приближались.
– Теперь копья! – крикнул Эгрегий на гирцийском.
Пусть данаи слышат язык победителей, пусть трепещут!
Патрульные сбивались с шага, оступались по склону, неумолимо приближались. Уже видны лица. Из-под войлочных шапок торчали курчавые русые волосы. Смуглые физиономии молодых воинов, серые, карие глаза. Стиснутые зубы.
Данаи приблизились, наткнулись на чеснок. Этого чужестранцы и ждали.
Эгрегий и Хенельга разошлись в стороны, напали на замешкавшихся врагов с флангов. Те не успели прикрыться щитами. Острые жала нашли жертву, испили крови.
В считанные мгновения нападающие закололи отряд. Одного пришлось добить, метнув боевое копье в спину.
Не тратя время на радостные вопли, Хенельга и Эгрегий обыскали убитых. Серебро, медь, короткие клинки – простая добыча. Во флягах из высушенных тыкв плескалась какая-то жидкость, Эгрегий мечтал, чтобы это оказалось вино. Откупорил – вода в смеси с уксусом.
– Тьфу, не повезло!
Он осушил флягу, выбросил ее.
Кивнув подруге, они развесили добычу на себе. Чеснок собирать не стали. Прошли дальше по дороге, найдя умирающего коня. Прикончив того ударом копья, забрали седельные мешки, в которых было зерно, личные вещи воина и его ужин – черствый хлеб, сушеные маслины и яблоки. Лук, к сожалению, забрать не удалось. Лошадь упала на левую сторону, смяв горит.
– Будем брать мяса? – спросила Хенельга.
Эгрегий только закатил глаза.
– Прости, не подумала.
Конина разнообразила бы питание. Но раз Эгрегия тошнит уже от мяса, Хенельга не настаивала.
– Забрать бы печень, но времени возиться нет, – вздохнул он. – Уходим.
Уйти они не успели. В темноте, у края дороги он увидел два темных силуэта. Те самые степняки, что сопровождали патруль.
Двое пеших в войлочных шапках и шерстяной одежде. Трава скрывала их силуэты, от пляски стеблей фигуры размывались в сумеречном свете. Не люди, а духи степи, пришедшие на запах крови. Мертвецы их не интересовали, а вот живые…