Навои

Арсланкул, которому приходилось уже быть свидетелем пышных празднеств, не стал возражать старику. Посмотрев вдаль, он увидел, что лавочники заняты украшением лавок, Староста еще раз повторив свои наказ, пошел оповещать тех, кто жил ниже. В это время из домов вышли соседи Арсланкула—ткач, гончар и портной.

— Что вытащили уже атлас, бархат да шелковые ковры? — пошутил Арсланкул.

Тощий, кривобокий ткач, засунув одну руку за туго затянутый поясным платком грязный халат, другой задумчиво скреб затылок.

— Чудеса! — сказал он. — Ведь только недавно справляли обрезание Музаффара-мирзы.

Длинный, худощавый гончар в большой синей, кое-как намотанной чалме с расстановкой ответил:

— Государь все ищет развлечений. Сахиб-Киран эмир Тимур всю жизнь провел в походах, а наш султан только веселится да забавляется. Что ж, его дело… Но ради празднеств опустошают казну, а потом опять начинают выжимать налоги.

— Нужно же платить за то, что вас развлекают, — насмешливо улыбаясь, сказал Арсланкул.

— Если я смогу купить от базара до базара кадак[101] халвы ребятам, их радость будет для меня самым лучшим развлечением, — сказал ткач, обремененный большой семьей.

Маленький портной с; красивыми усами, страстно любивший празднества, игры и смех и старавшийся ни видом, ни словом не показать своей» бедности, возразил:

— Веселье — это украшение жизни. Наше счастье, что во времена столь веселого султана мы можем наслаждаться зрелищами. Увидите, это будет такой той, что ни словом сказать, ни пером описать. О празднествах в честь мирзы Бади-аз-Замана до сих пор поют песни. Теперь и они померкнут.

Словно главный распорядитель на докладе у государя, портной принялся рассказывать о предстоящих увеселениях. Наконец он сказал, понизив голос и сопровождая свои слова многозначительными жестами:

— Музаффар-мирза — любимый сын государя. Значение Хадичи-бегим всем известно. А невеста — Ханзаде-бегим — дочь Бади-аль-Джамаль-бегим, младшей сестры государя. Ах, замечательный будет той!

Ткач и гончар, насмешливо улыбаясь, слушали болтливого соседа. Потом, ничего не ответив, разошлись по домам. Портной отправился посмотреть, как украшают свей дома окрестные богачи и знатные вельможи.

Арсланкул нерешительно потоптался на месте и тоже пошел домой. Он сообщил новость женщинам. Дильдор рассказала, какие платья сшили себе к этому празднику невестки даруги и дочери шейх-аль-ислама и главного есаула. Когда она начала вспоминать, какие пиры происходят в дни праздника во дворце на женской половине, ее муж воскликнул:

— Что ты, душа моя, рассказываешь сказки!

— Ах, кабы это были сказки! Я ведь вам только самый кончик приоткрыла, — засмеялась Дильдор..

Муж и жена стали советоваться, как украсить стены, выходящие на улицу. Дильдор, как всякая женщина, любила украшения и считала, что они поддерживают честь семьи. Она серьезно задумалась. Арсланкул, всегда говоривший: «Есть — так есть, а нет — так потом больше будет», — теперь видя, как увлечена его жена, тоже принял участие в хлопотах. На счастье, у них нашелся довольно большой ковер, отданный на сохранение одним другом. — Дильдор вынула из сундука два куска атласа, который она берегла, чтобы сшить платье себе и уже подросшей дочке. Тетка нашла у себя сюзане.

К полудню все стены украсились цветной материей, сюзане, ковриками, ярко сверкавшими в лучах еще горячего осеннего солнца. Зрелище было удивительное. Дома богачей и крупных чиновников были сплошь украшены редкими тканями, переливающимися на солнце. От ярких красок рябило в глазах. Резкий на язык староста немало потрудился, чтобы как можно богаче и роскошнее украсить свой квартал, расположенный на большой дороге: шелковые материи из бездонных сундуков богачей и чиновников скрыли обветшалые, покосившиеся стены хижин бедняков. Для наблюдения за порядком староста через каждые два шага расставил сторожей.

Больше всех наслаждался торжеством портной Он выпросил на время у кого-то несколько сюзане, которые во что бы то ни стало хотел выдать за свои ссбственные, и с Чисто женским искусством украсил ими покосившиеся стены дома. Потом он вместе с другими зрителями ходил по городу, останавливаясь на каждом шагу, с видом знатока рассуждал о цвете и сортах тканей, — о месте их изготовления и о рисунках сюзане. Некоторые поэты, умевшие легко и быстро сочинять стихи на любое выдающееся событие, проходя по сверкавшим, как павлиньи перья, улицам, декламировали подходящие к случаю четверостишия Но вскоре люди перестали останавливаться в этих местах Все только и говорили о дороге между Пуль-и-Маланом и садом Джехан-Ара, по которой должна была проехать невеста для заключения брачного договора.

Наслушавшись восторженных рассказов о роскошных украшениях, Арсланкул вместе с другими вошел в направлении сада. Ворота и величественные арки стены сада Джехан-Ара и фасады павильонов дворцов — все было сплошь затянуто индийскими и египетскими тканями и дорогим китайским атласом. Выделялись некоторые ткани с золотыми и серебряными цветами, горевшие на солнце белым и красным пламенем.