Навои

Арсланкул издали любовался дворцами царевичей. Только у старшего сына Бади-аз-Замана-мирзы пиршество происходило без шума, а царевич был одет, как обычно. Во дворце горбатого Гариба-мирзы, недурного стихотворца, пировали поэты, музыканты и певцы. Притаившись за деревом, Арсланкул долго слушал пение и музыку.

Вот царские чертоги Музаффара-мирзы. Пятнадцатилетний жених одет в халат с золотыми цветами. На аккуратно намотанной чалме, надо лбом, сверкают крупные драгоценные камни. На кончике чалмы колышется джига.[102] Справа от Музаффара-мирзы горделиво восседает Туганбек. Все джигиты блистают сшитыми для тоя роскошными халатами, украшенными драгоценными камнями. Молодые красивые кравчие с изящными поклонами и мягкими, как у девушек, движениями подносят одну за другой золотые чаши.

Арсланкул, скрежеща зубами; посмотрел на Туган-бека и быстро пошел дальше. Выйдя из-за деревьев, он невольно зажмурил, глаза, ослепленный сверкающими золотыми лучами.

Подойдя ко дворцу, перед которым не было никого, кроме двух нукеров с копьями, он в удивлении остановился. Лепные орнаменты и рисунки из золота на ярком лазурном фоне ошеломили его. Он увидел одного знакомого водовоза, и тот рассказал ему, что султан выстроил это удивительное здание специально для себя, что по ночам тут происходят шумные пиршества, на которых султан, беки, везиры и даже сам шейх-аль-ислам иногда напиваются допьяна.

Водовоз потащил Арсланкула на кухню, усадил его и принялся угощать, Арсланкул разговорился с работниками кухни, они были подпоясаны камышом, лица их были выпачканы сажей. Рассказав обо всем что видел, он лукаво улыбнулся я тихо произнес:

Взгляни, о царь, на ткань ковров твоих, —
Их роскошь соткана из душ людских.
На блеск рубинов пурпурных взгляни —
Людскою кровью светятся они.

Правильные слова! — Кто это сказал? — спросил молодой работник.

— Сам догадайся кто. Самый правдивый поэт в нашем городе, — ответил Арсланкул.

— Ну, конечно, наш Алишер! — убежденно воскликнул работник.

— Если Маджд-ад-дин Мухаммед будет и дальше управлять страной, если государь устроит еще один — два таких пира, то у людей не останется в жилах ни капли крови, — с расстановкой сказал водовоз.

Все принялись толковать о достоинствах Навои, о его судьбе, о встречах с поэтом, и эта теплая задушевная беседа затянулась надолго.

II

По случаю тоя на многочисленных гератских площадях, в частности на Хауз-и-Махияне и на Ид-Гахе, каждый день происходили гулянья. Хусейн Байкара, а с ним и все царевичи и вельможи, восседая на особом помосте, смотрели конские скачки, игру в чавган, борьбу, бои на палках и тому подобные забавы. Как истый Затейник многих из этих состязании, султан сам называл победителей.

На седьмой день — день заключения брачного договора — торжество достигло высшей точки. Звуки барабанов и карнаев, доносившиеся с высоких порталов медресе и городских укреплений, раздирали воздух. На улицах и дорогах волновалось человеческое море.

Вечером тысячи людей устремились к Пуль-и-Малану, чтоб встретить невесту. Там уже шумела пестрая толпа — джигиты из личной свиты Музаффара-мирзы, вздымавшие на дыбы коней в роскошной сбруе, надменная пышно одетая гератская знать и сотни музыкантов, певцов, забавников. Высоко подвешенные факелы рас сеивали сгущавшиеся сумерки, заливая вокруг все волнами света. На слонах, украшенных от хвоста до хобота коврами и шелковыми попонами, возвышались пестрые носилки. На них гордо восседали погонщики в диковинного покроя одеждах.

— По обе стороны дороги от Пуль-и-Малана до сада Джехан-Ара, украшенной индийскими, китайскими и египетскими тканями, выстроились музыканты и певцы. Через каждые несколько шагов были расставлены маленькие, словно игрушечные, супы. На супах[103] сидели, закрыв лица кружевными платками, придворные женщины и невольницы, ожидая невесту, чтоб осыпать ее серебром и золотом.

Внезапно воздух огласили крики: «Невеста едет!»

Невесту Ханзаде-бегим, выехавшую из своего жилища со свитой на десятках разукрашенных повозок, осененных навесами, шумно приветствовал прежде всего Пуль-и-Малан. Царевна, окруженная молодыми женщинами, стояла под огромным сюзане, которое держали над нею невольницы. Беки и джигиты Музаффара-мир-зы во главе с Туганбеком выстроились перед Ханзаде. Знатные женщины, посланные из дворца Хадичойбегим, поздоровавшись с невестой и ее близкими, осыпали всех горстями золотых и серебряных монет. Люди, давя друг друга, подбирали монеты; со слонов посыпались новые пригоршни денег. Звуки музыки, голоса певцов, ржание лошадей, рев толпы наполняли воздух.

Вслед за слонами двигался поезд невесты. Музыканты, стоявшие по обеим сторонам дороги, под звуки лютней, тамбуров, ситаров,[104] бубна и ная медленно и торжественно направлялись к саду Джехан-Ара. Женщины, окружавшие невесту, затянули свадебную песню.

С каких лугов тот ветерок, с каких полей, яр-яр! Дыханье чье зажгло огонь в душе моей, яр-яр!..