Навои

— Я собираюсь в паломничество. На рассвете уезжаю — все готово для путешествия. Если станете иногда навещать мою семью, буду вам благодарен и в этой и в той жизни, брат мой, дорогой друг, — со слезами в голосе говорил Маджд-ад-дин.

Это решено? — взволнованно спросил Туганбек

— Решено, — со вздохом ответил Маджд-ад-дин. Туганбек еще рая обнял его.

— Желаю благополучного возвращения! — сказал и исчез во мраке.

Глава тридцать первая

Хотя, зимняя длинная ночь лишь недавно опустила свой темный покров, в Унсии царила глубокая тишина.

Во всех комнатах горели свечи. В одной из них несколько поэтов во главе с Асифи вел оживленную беседу, в другой — писцы переписывали книги, в соседнем помещении Шейх Сахиб Даро, сдвинув брови сидел за шахматной доской.

Навои после вечерней молитвы обошел библиотеку, и отправился в свою комнату. Сняв с полки подсвечник, он опустился на низенькую скамеечку, покрытую небольшим ковром. Он решил закончить «Собрания знаменитостей».

Перо бегало по бумаге, поверяя ей мысли и чувства поэта.

«Собрания знаменитостей» — букет из цветов творчества нескольких сотен поэтов. Навои вспоминал о стихотворцах и причастных к поэзии ученых, обитателей Мавераннахра и Хорасана, еще живых или навсегда смеживших веки. Многих из них он знавал сам со многими переписывался. Среди них были и друзья, и враги. Но Навои говорил о их жизни, характере, способностях, достоинствах и слабостях совершенно беспристрастно. Несколько слов о жизни поэта, несколько слов о его отличительных чертах как человека, о нескольких словах — оценка его творчества. Бесчисленные проявления человеческой природы — и яркие, и тусклые, и бесцветные, и темные — оживали перед глазами Навои. Сколько интересных фигур и сколько гнусных, жалких и смешных образов отражалось в зеркале его воображения! Иногда на лице Навои мелькала улыбка; поэты, художники, ученые—хорошие или плохие, умные или глупые — все они владели словом. Поэтому о каждом из них надо сказать в этой книге.

Отдавшись мыслям, Навои не заметил, как наступила ночь. Он положил калам. Пальцы у него болели. Прислонившись к стене, поэт опустил голову и погрузился в думы. Ему вспомнился больной Джами. Сердце его дрогнуло. Посетив Джами днем, он был встревожен его состоянием.

«Надо было послать к нему человека», — подумал Навои.

Но беспокойство так овладело им, что он решил пойти сам. Поднявшись с места, он погасил свечу. Холодный ветер колол лицо цеплялся за полы одежды. Небо было темное, мрачное. Вдали, на площади, костры нукеров и караульщиков лизали черную грудь ночи. Где-то слышались звуки ная, звенели лютня и чанг. Чей-то голос распевал его газель, положенную на музыку. Несколько подвыпивших молодых, людей вышли из узкого переулка и скрылись за стеной медресе; до Навои донеслись знакомые голоса молодых поэтов.

Перед воротами и на ярко освещенном дворе дома Джами Навои увидел тревожно снующих людей. Это были родственники Джами, его друзья и близкие… Навои вошел в дом.

Вокруг лежавшего в переднем углу на подушках больного стояли друзья. У ног Джами сидел его сын Зия-ад-дин Юсуф и смотрел на отца опухшими от слез глазами. Навои опустился перед больным на колени и, склонившись к его лицу, произнес несколько слов любви и печали. Увы, очи мудреца не раскрылись. Джами был без сознания. Навои печально взглянул на врача Абд-аль-Хайи, Искусный лекарь только бессильно покачал головой. Алишер, дрожа, поднялся на ноги. Из глаз его текли слезы. Он с отеческой любовью погладил по голове Зия-ад-дина. Никто из присутствующих не мог сдержаться: все плакали навзрыд.

Джами ненадолго приходил в себя, потом снова терял сознание. Навои не покидал изголовья больного. Сладкоголосый Гияс-ад-дин Дихдар непрерывно читал над ним коран. Друзья, окружив больного, устроили зикр.[106]

На следующий день положение Джами ухудшилось, и вскоре смерть заключила его в свои объятия. На похороны собрался весь Герат. Великого поэта и шейха торжественно, предали земле возле гробницы Сад-ад-дина Кашгари.

На седьмой день после смерти Джами, Навои устроил поминки. Тысячам людей было роздано угощение. Поэты читали посвященные Джами стихи.

Вечером Навои, усталый, вернулся домой. Он чувствовал себя осиротевшим. Поэт с болью вспоминал своих друзей, похищенных рукою смерти, горестно размышлял о вечной борьбе между жизнью, и смертью. Словно раненый орел, который бьется могучими крыльями о скалы, ища для себя безопасное пристанище, его мысль пыталась найти надежное жилище.

Поэту вспомнилась написанная им когда-то газель: