Нукеры вывели Дильдор. Лицо ее покрылось болезненной желтизной, но смелые глаза ярко сверкали. Словно обессилев, она прислонилась к стене. Арсланкул, плача, гладил ее лоб и быстро принялся снимать с нее цепи.
— Куда меня привели? А вы почему здесь? — рассеянно спросила Дильдор.
— Ты свободна, душа моя? Совсем свободна! — со слезами в голосе говорил Арсланкул.
— Неужели правда? — сказала Дильдор, окидывая взглядом присутствующих, словно спрашивая у них ответа.
Султанмурад, стоявший в четырех — пяти шагах от нее, не смея взглянуть в глаза девушке опустил голову.
На улице толпа встретила их радостным шумом. Кто-то громко сказал:
— Навои из Мерва предотвратил гератскую беду!
— Дай ему бог долгую жизнь! — восклицали в народе.
Выбравшись из толпы, Арсланкул остановился и пригласил друзей к себе. Султанмурад сославшись на усталость, извинился и попросил. Зейн-ад-дина проводить их. Приятель согласился. Дильдор посмотрела на Султанмурада. Его лицо казалось ей знакомым, но она не могла вспомнить, где она его видела.
— Пойдемте с нами, — сказала она, смущенно улыбаясь, и потупилась, — такой радостный день…
— Спасибо, сестричка, — дрожащим голосом ответил Султанмурад, — я приду к вам на свадебный той. Да будет ваше счастье ярким, как солнце.
Проводив глазами друзей, летевших на крыльях радости, Султанмурад медленно направился к свою худжру. Буря, бушевавшая в его сердце, понемногу улеглась. Соединение двух любящих сердец, их счастье, как солнце, вышедшее из-за тучи, озарило душу ученого.
Глава двадцатая
Солнце с каждым днем припекало все ощутимей. Вместо колючего резкого ветра теперь веял живительный, бодрящий ветерок. Апрельские тучи сгущались на небе, и русла рек наполнялись могучим потоком. После дождей прозрачная синева неба слепила глаза. В степи молодежь играла в чавган;[95] за ушами у всех пламенели тюльпаны. Воины и слуги, набрав в подолы тюльпанов, украшали ими шатры.
Весна принесла поэту новые краски, новые звуки. Ржание коней, выпущенных в поле, песни джигитов звучали теперь по-иному.
Днем Навои обычно поднимал край палатки и сидел, любуясь сверкающими на солнце полями, далекими пригорками и холмами. Читал газели. Приглашал искусных шахматистов и, сняв с головы ермолку, отдавался игре.
Хусейн Байкара справлял весенние праздники. Собрав отовсюду самых драчливых баранов, он устраивал грандиозные зрелища. Несколько раз происходили кумысные пирушки. Наконец султан объявил о своем намерении возвратиться в столицу. Все начали готовиться к походу. К Навои явились нукеры. — Если разрешите, мы сложим шатер. — «Так скоро! — недовольно произнес Навои.
— Завтра поход.
— Теперь, когда я услышал весть о походе, передо мной встало неразрешимое затруднение, — задумчиво сказал Навои.
— Какое затруднение? — Нукеры, посмотрев по сторонам, с удивлением взглянули на поэта.
— Вот! — с улыбкой проговорил Навои и указал в угол шатра.
Там, на высоте человеческого роста, сидела в гнезде горлинка. Ничего не понимая, нукеры переглянулись.
— Если снимут шатер, этой несчастной будет причинено страдание. Вот что меня пугает, — сказал Навои.
Нукеры засмеялись. Один из них смело возразил:
— Господин, это крылатое создание улетит.
— Ее птенцам вы тоже привяжете крылья? — резко спросил Навои. — Позовите Ходжу Хасана.
Ходжа Хасан, маленький смирный человечек со смеющимися глазами, вошел в шатер. Навои, показав на горлинку, сказал:
— Мы не будем снимать шатра. Ты останешься здесь до тех пор, пока горлинка не выведет птенцов и не улетит из гнезда. Потом ты сложишь шатер и вернешься в Герат. Я тебе хорошо заплачу за это.
— Как сказали, так и сделаю. С горлинкой не случится ничего дурного. Нукеры, опустив головы, медленно вышли.
Утром все шатры, кроме шатра Навои, были убраны. Наполняя степь криками и шумом, все покинули стоянку.
На второй день после прибытия в Герат, Навои с группой приятелей отправился на берег Инджиля. На берегах канала возник большой красивый квартал. Постройки сверкали в прозрачном воздухе яркой живописью, затмевая друг друга красотой и великолепием.
Навои прежде всего зашел в медресе. Он оглядел четыре большие каменные супы, где должны были сидеть студенты во время лекций, побывал в комнатах, которые рядами тянулись вокруг квадратного, вымощенного кирпичом двора, и внимательно осмотрел их. Он обследовал все, начиная от книжных полок на стенах и маленьких очагов для варки пищи и кончая кольцами и замками на дверях.
Против медресе высилось внушительное здание, где должны были жить и работать ученые и поэты. Навои задумал сделать его прекраснейшим образцом архитектуры и живописи. Вместе с художниками и архитекторами он долго обсуждал стиль внутренних и внешних украшений и надписей. Поблагодарив живописцев за их работу, Алишер осмотрел большую библиотеку, баню и другие помещения.