Навои

— А этому можно верить? — недоверчиво спросил султан.

— Сомнениям нет места, — решительно ответил Маджд-ад-дин. — Но для этого хакан должен предоставить своему покорнейшему слуге соответствующие пост в государстве, необходимые права и возможности.

Хусейн Байкара ничего не ответил. Поглаживая начинавшую седеть бороду, он задумался.

Султан Хусейн считал Маджд-ад-дина одним на самых верных людей, был убежден в его способностях к государственной деятельности. Хадича-бегим также при всяком удобном случае расхваливала парваначи. Султан знал, что Маджд-ад-дин давно уже стремится занять высокое положение, что многие беки и царедворцы на его стороне. Однако парваначи всегда, и тайно и явно, высказывал неодобрение политике и мероприятвям Навои. Поэтому султан был вынужден положить предел его возвышению и участию в управлении государством.

Теперь положение изменилось. Былое доверие к Навои уступило место сомнениям и подозрениям. Навои упрекает его в жестокости, в деспотизме, не одобряет его политики, призывает покровительствовать простому народу, а не аристократам и богачам, «цвету государства».

Поэтому султан пришел к мысли, что Навои задумал недоброе.

Парваначи, обещавший без труда достать две тысячи туманов, сразу вырос в глазах султана. Но Навои, наверное, будет противодействовать возведению парваначи на вершину власти. Как поступить? Устало закрыв глаза, Хусейн Байкара размышлял. Он решил удовлетворить требования царедворцев и высших чиновников, которые уже давно звучали в его ушах.

— Маджд-ад-дин Мухаммед. — торжественно обратился султан Хусейн к парваначи, — вы займете высший пост в государстве. Приступайте сейчас же к изысканию средств, необходимых для исправления вашей высокой должности.

Парваначи рассыпался в благодарностях и призывал на государя благословение аллаха.

На следующий день Хусейн Байкара пригласил к себе Навои и принял его наедине,

— Мы позвали вас, — сказал султан с холодным и официальным видом, — чтобы высказать вам одно соображение, которое пришло нам в голову. Помолчав немного, он продолжал:

— Мы пришли к мысли назначить вас на новую должность. Уверен, что вы, как можно скорей и от чистого сердца, примете это назначение.

— Какая же это должность? — тревожно спросил Навои, предчувствуя недоброе.

— Мы назначили вас правителем Астрабада. Вам нужно готовиться к отъезду.

Эта новость была для Навои совершенно неожиданной. Глаза его смотрели скорбно, между бровями углубилась складка.

— Откройте вашему покорному слуге, каков смысл принятого вами решения. Я не в состоянии его постигнуть, — сказал Навои и пристально посмотрел на государя, как будто стараясь проникнуть в его помыслы.

Хусейн Байкара неуверенно заговорил о пользе народа и государства. Видя, что Навои этим не удовлетворяется, он весьма гуманно и неопределенно упомянул о каких-то других целях.

— Надо было сразу говорить откровенно, — сказал Навоя с насмешливой улыбкой. — Ведь я вижу ваши пели так же ясно, как огонь в фонаре. Если я не ошибаюсь, вы хотите удалить меня из столицы, чтобы открыть дорогу некоторым другим лицам? Не знаю, насколько это решение правильно. Если оно окажется полезным для народа и государства, ваш покорный слуга будет рад. Боюсь, однако, что это приведет к плохим последствиям.

Хусейн Байкара молчал. Лицо его нервно подергивалось. Он чувствовал себя неловко — его тайные намерения оказались разгаданными. Отбросив недомолвки, он прямо указал теперь на необходимость принять меры, чтобы удовлетворить желание нескольких вельмож государства и пополнить казну.

— Подле вас есть беки и военачальники с возвышенными помыслами, есть благородные, знающие дело слуги, — продолжал Навои, — но есть и такие люди, которые стремятся, подобно смертоносному вихрю, сорвать цветы с дерева государства. Все они устремили взоры на города и области; сердца их полны не любовью и преданностью народу, а страстью к золоту и серебру. Им недостаточно шитой золотом одежды, золотой и серебряной посуды — им нужно, чтобы и подковы на сапогах у них тоже были из золота. Деньги нужны государству, как кровь телу. Но если с одной стороны вкладывать, а с другой разбрасывать деньги, казны не наполнишь. Надо уметь быть щедрым, как Хатам Тайский, но ветер, срывающий листья с дерева, не следует принимать за Хатама. Облако, которое поливает дождем не высохший сад, а высокую гору, нельзя считать щедрым. Сокровища следует расходовать прежде всего на благо народа. Когда урожай наполнит амбар земледельца, ваша казна тоже наполнится золотом. Всякому ясно, что наполнять казну иным способом — неразумно.

Хусейн Байкара выслушал Навои спокойно и равнодушно. Потом, потирая обеими руками болевшую поясницу, он медленно поднялся. Навои тоже встал.

— Я счел необходимым послать вас в Астрабад, — сказал султан, повысив голос. — Не ищите отговорок, я не изменю своего решения.

— Не изгоняйте меня из Герата, позвольте мне жить в обществе моих книг и друзей. Я много раз заявлял вашему величеству, что не жажду никаких официальных должностей. Может быть, — вы это припомните?