Navsegda

его было бессмысленно. Просто я желала верить в то, что Бен — мой. Что никто не

вызывал у него улыбку, кроме меня, что ни одна женщина не вызывала в нем страстного

желания к ней прикоснуться. Внезапно звонившая девушка обрела в моем сознании

облик. С длинными черными волосами. В красном платье. Под ним — черные шелковые

трусики и лифчик. Очевидно, комплект. Фантазия подсказывает, что у нее плоский живот.

Что она любит быть сверху. И вместо того, чтобы признать, что я ревную, вместо того,

чтобы сказать правду, я судорожно ищу причины для обвинения Бена.

— Мне сложно поверить в то, что ты на самом деле отталкиваешь ее. Женщина не

будет названивать снова и снова, зная, что ее отвергнут.

— Я что, виноват в том, что она напилась?

— Нет.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь ни одной девушки, которая настолько уверена

в своей привлекательности, что просто не слышит «нет»?

— То есть, теперь ты говоришь, что эта девушка красотка? — с вызовом

спрашиваю я.

— Да это-то тут при чем?

— Значит, так и есть.

— С чего ты вдруг стала комплексовать?

Какого. Хрена.

В этом не было необходимости. Я могла бы остаться за столиком. Могла бы доесть,

попросить Бена отвезти меня к нему домой и остаться у него на ночь. Я могла бы много

чего сделать. Вариантов было достаточно. Но в ту секунду мне казалось, что у меня

только один выход — надеть куртку, тихо обозвать его козлом и уйти.

Лишь оказавшись под дождем без парковочного талона, я начала осознавать, что

могла поступить по-другому. Я видела Бена через окно ресторана. Как он оглядывается в

поисках официанта. Как подзывает одного из них и протягивает ему деньги. Как надевает

куртку. Я стояла под холодным дождем, дрожа и думая, что скажу Бену, когда он выйдет

58

ко мне. Я чувствовала себя идиоткой. И понимала, что мой идиотизм затмил недалекость

Бена.

Я видела через окно, как направляясь к входной двери, Бен достал мобильный.

Экран его телефона опять загорелся. В третий раз за десять минут Бен перенаправил

звонок на голосовую почту, и я снова разозлилась. Ревность — мерзкая штука. И,

испытывая ее, я ощущала себя мерзкой.

Бен распахнул дверь, и на меня дохнуло теплом. Дверь захлопнулась, и мне вновь

стало холодно.

— Элси…

По тону Бена было непонятно, будет ли он сокрушаться, защищаться или

сердиться, поэтому я его оборвала:

— Слушай, — я поплотнее запахнула куртку и повысила голос, чтобы меня было

слышно за шумом мчащих по лужам машин, — я сейчас не очень хорошо собой владею,

но офонареть можно от того, что ты мне сказал!

— Ты не можешь просто взять и уйти из этого гребаного ресторана прямо посреди

ужина! — закричал он в ответ.

Никогда не слышала, чтобы он так кричал.

— Я могу делать всё, что…

— Не можешь! Ты не можешь наказывать меня за то, что случилось до того, как я

встретил тебя, и не можешь наказывать меня за то, что Эмбер…

— Не произноси при мне ее имени!

— Это ерунда какая-то! Если бы ты знала, что я думаю о тебе и что думаю о ней, то

не делала бы из мухи слона. — Он давился словами оттого, что в рот ему попадали капли

дождя.

— И что это значит? Тебе не кажется, что если бы ты был на моем месте, то…

— То я бы ревновал, да. При мысли о том, что другой парень прикасается к тебе,

или ты… прикасаешься к нему. Да. Я бы ревновал.

— Видишь?

— Но я бы не бросил тебя в ресторане посреди ужина, оставив переживать.

— Да ладно тебе. Ты и не переживал.

— Переживал, Элси. Очень.

— Из-за чего? Что, по-твоему, могло случиться?

— Не знаю! — воскликнул он, снова повысив голос.

Я так замерзла. Дождь так шумел.

— Я подумал, что, может быть, между нами всё…

— Кончено?

— Я не знаю!

— Ничего не кончено. То, что я расстроилась, не значит, что я не хочу…

Мне вдруг захотелось обнять его и убедить в том, что я никуда не уйду. Меня так

тронула его беззащитная открытость, что я еле сдержалась. Я вытянула руку и

улыбнулась.

— И потом, мы не можем расстаться еще несколько недель.

Бен не улыбнулся.

— Это не смешно, — ответил он. Его плечи опустились, по ним хлестал дождь. —

Я не хочу тебя потерять.

Посмотрев ему прямо в глаза, я сказала ему то, что к моему удивлению, он еще не

знал:

— Бен Росс, я не оставлю тебя.

Прежде чем я успела договорить, Бен закрыл мой рот поцелуем. Мокрым от дождя

и небезупречным: мы стукнулись зубами, и засаднила губа. Но в это мгновение я поняла,

что Бен меня любит. Я почувствовала это. Почувствовала, что он любит меня по-

настоящему, необузданно и неудержимо, когда в душе не только радуги и бабочки, но и

59

страх. Я ощущала этот страх в его поцелуе и ощущала в нем отчаянное облегчение. Это

кружило голову. Теперь я уже не чувствовала себя одинокой. То, что мы испытывали друг

к другу, не только меня, но и его заставляло совершать всякие глупости.

Бен отстранился через долгие мгновения, но всё же слишком скоро. Я чуть не

позабывала, что мы находимся на улице, под дождем.

— Прости, — извинился он, притрагиваясь большим пальцем к своей пораненной

губе.

— Это ты меня прости.