Навсегда в твоем сердце

— С какой целью? — холодно поинтересовалась Айви. — Вы знаете хоть одного университетского студента, имеющего женщин-компаньонок?

Уиллоу достала обшитый кружевами платочек и вытерла глаза.

— Среди наших знакомых нет ни студентов, ни преподавателей.

— Нет. И не будет, — сказала Айви. — Ох, Холли! Эго было мое ухо!

— Прости, пожалуйста. Сиди спокойно.

— Ладно, хватит, Холли. Не надо обрезать их короче. Оставь так, как есть.

Уиллоу вытерла слезы, обошла Айви кругом й сообщила:

— Знаешь, а получилось не так уж плохо.

— Ты умеешь утешить, сестренка. — Айви провела рукой по волосам и почувствовала разочарование: осталось еще слишком много. — Нет, этого недостаточно. Холли, продолжай. И сделай наконец все как следует.

Но Холли прижала ножницы к груди и отступила.

— Они достаточно короткие. Многие студенты ходят растрепанными. У них или нет времени посетить парикмахера, или они считают уход за волосами чем-то недостойным их внимания.

— Холли права, Айви, — добавила Уиллоу. — После стрижки волосы у тебя стали виться и теперь выглядят значительно короче.

Айви встала и смело подошла к зеркалу. Взглянув на себя, она открыла рот от изумления.

— Это я?

— Ты, конечно, — сказала Уиллоу. — Боже мой, Айви, я никогда не замечала, что у тебя такие высокие скулы!

Холли подошла и остановилась рядом с Уиллоу.

— И такие большие глаза. Подумать только, все это время тебя считали дурнушкой! Наверное, ты очень старалась скрыть свою красоту.

Даже Айви нечего было возразить, хотя она все еще изумленно таращилась в Зеркало. Зрелище было не привычным: шея голая, уши слегка торчат. Теперь волосы обрамляли ее лицо и подчеркивали лучшие черты, чего никогда не было, пока они были просто длинными.

— Но почему так…

— Ты очаровательна! — воскликнула Холли.

— Прелестна! — подхватила Уиллоу.

— Но это совершенно не согласуется с планами Виктории, — заключила Айви. — Что мне теперь делать? Меня никогда не пустят в Кембридж в таком виде. Я же стала более женственной, чем раньше.

Сестры задумались.

— Ты же будешь в мужском костюме. Это наверняка поможет создать требуемую иллюзию. — Оптимизм Уиллоу не мог скрыть ее сомнений.

— И ты… ты, конечно же, перевяжешь грудь, — сказала Холли.

Сердито нахмурившись, Саймон быстрым шагом прошел по аудитории — полы его плаща, развеваясь, задевали плечи студентов, занявших места у прохода. Больше тридцати юных недорослей, изучавших натурфилософию, внимательно следили за ним, и их лица выражали самые разные чувства — недоумение, тревогу, даже испуг.

Их волнение понравилось Саймону, он даже слегка улыбнулся, на мгновение сбросив свою обычную маску враждебности. Он на самом деле собирался запугать их всех, точнее, всех, кроме одного. Возможно, именно сегодня он сумеет найти долгожданного помощника, обладающего умом, смелостью и знаниями, необходимыми для работы в его лаборатории.

Помещение заполнили в основном студенты-первогодки, неоперившиеся юнцы, только что вылетевшие из таких школ, как Итон, Мерчент-Тейлорс и Чартерхаус. Конечно, маркиз мог найти ассистента и не прибегая к столь драматической тактике, если бы искал среди более опытных старшекурсников. Он наверняка обнаружил бы квалифицированного человека среди преподавателей или стипендиатов, занимающихся исследовательской работой, но таких помощников он не хотел. И те и другие обладали бы непомерными амбициями, не говоря уже о предвзятых мнениях, с которыми слишком трудно бороться.

Саймон стремился найти человека, достаточно умного и образованного, чтобы понимать последние достижения в научной теории и практике, но при этом юного, сохранившего свой идеализм. Он хотел слишком многого? Возможно. Что ж, тогда его надеждам не суждено сбыться.

Подойдя к лабораторному столу в передней части зала, он развернулся, снова прибегнув к театральному эффекту, создаваемому развевающимся плащом, и обвел своих робких зрителей строгим взглядом. У него были причины для такого поведения.

Он не мог позволить себе мягкости. Исследования и открытия зависели от прочной теоретической базы, острой интуиции и стальных нервов. В области электромагнетизма опасения и нерешительность ведут в лучшем случае к провалу эксперимента, а в худшем — к смерти ученого. Хотя он вовсе не стремился подвергнуть ненужному риску ни себя, ни этих юнцов, у которых еще молоко на губах не обсохло.

Стряхнув с плеч плащ, Саймон резким движением швырнул его сидевшему в первом ряду студенту и указал на аппарат, стоявший на столе.

— Надеюсь, все вы уже имели возможность рассмотреть оборудование? — спросил он. — Тогда начнем.