Она открыла его, вынула оттуда несколько страниц и начала читать:
Тому, кто нашёл путеводитель!
Ты сделал это! Ты нашёл мой путеводитель, мои образцы и сокровище, которое станет для тебя величайшей ответственностью и подарит величайшую радость.
Когда пятьдесят лет назад я приехала на Одинокий остров, я была похожа на одного знакомого мне молодого натуралиста: я была готова совершать новые открытия и продолжать делать себе имя. Этот остров, решила я, подходил такой исследовательнице, как я.
Но у меня ушло много-много-много лет, чтобы понять, как устроен этот остров и чего он от меня хочет. Как бы я ни хотела поделиться этими невероятными тайнами со всем миром – и с этим конкретным молодым натуралистом, – я решила позволить острову раскрыть себя именно через такое приключение.
То, что ты читаешь это, означает, что ты проявил себя надёжным и честным, храбрым и мудрым, независимым и способным к работе в команде человеком. Ты доказал, что ты истинный натуралист.
Да, сердце Одинокого острова ждало тебя, и ты раскрыл ему своё собственное сердце. Я могу лишь надеяться, что ты останешься таким же, когда продолжишь защищать, исследовать этот остров и делить его с другими в будущем.
Искренне твоя, доктор Парадис
Инжир перевернула страничку-лист и продолжила читать:
ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ И ЗАВЕЩАНИЕ ДОКТОРА АДЫ ПАРАДИС
Я, Ада Парадис, исследовательница островов, поверенная лоз, подруга всех созданий, больших и малых, и единственная постоянная обитательница Одинокого острова, будучи в здравом уме и твёрдой памяти, объявляю это моей последней волей и завещанием.
Инжир запнулась и умолкла, включив арочный режим бровей на полную мощность, как только поняла, что она прочла.
– Вот, – сказала она, протягивая листок своей маме. – Я думаю, ты должна это прочесть.
Доктор Моррис взяла письмо и поделилась им с дядей Эваном, который был порядком ошеломлён. В течение нескольких минут они молча читали. Казалось, будто все джунгли затаили дыхание. Ветерок не дул. Лоза не трепетала. В кустах не было слышно шелеста.
У Милтона в голове крутились миллион и одна мысль. Все они перепутались, как винегрет, но ни одна из них не была гадкой. Он знал, что тот натуралист, которого упомянула доктор Парадис, должно быть, дядя Эван. Он знал, что по завещанию кто-то должен был что-то получить. Но что?
– Что там написано, дядя Эван? – наконец выпалил он, обеими руками сжимая свою голову в шляпе. – Что будет с островом? Он будет продан компании «Кулебра»? Ты унаследовал его?
Дядя Эван покачал головой, и Милтон почувствовал, как сдувается, словно убаюканный Стоног, опускающийся на дно.
– Нет, я не унаследовал остров, – тихо произнёс дядя Эван. – Но кое-кому доктор Парадис его всё же оставила. Вот, послушай:
Инжир прижала ладонь ко рту, Рафи охнул, Гейб прошептал: «Ого», – а Милтон покачал головой.
– Я не уверен, что до конца понимаю, – сказал он. – Не мог бы ты объяснить проще?
Дядя Эван опустил страницы-листья и улыбнулся самой широкой улыбкой, которую Милтон когда-либо видел на его лице.
– Не я унаследовал остров, Милтон, – сказал он. – А ты. Ты, Инжир, Рафи и Гейб. Вы нашли этот документ, нашли завещание доктора Парадис. Вы открыли своё сердце Одинокому острову. Вы её наследники. Теперь вы должны позаботиться об Одиноком острове.