Все в этом городе — рассказы людей, музейные экспонаты, памятники — напоминает о Великом Начале. О нем написано столько книг и статей, что любой новый рассказ будет пересказом. Но если о других городах можно рассказывать, не вспоминая прошлого, то здесь это просто бестактно.
Обычно начало Комсомольска датируют 10 мая 1932 года — днем, когда на этот берег высадился первый десант строителей. Но все началось еще раньше.
Вначале было слово — правительственное решение о закладке в районе Пермского-Дзёмги предприятий тяжелой промышленности, принятое 23 февраля 1932 года. Начало можно было бы отодвинуть и еще на пятнадцать лет, как сделал это поэт и перво — строитель Комсомольска Николай Поваренкин: «Казалось, мы шагали в наступление, что началось в семнадцатом году».
А впервые люди поселились на этом берегу в 1860 году, когда были основаны село Пермское и нанайское стойбище Дзёмги, что в переводе означает «березовая роща». Лес, как можно понять из этого названия, здесь был в достатке, но ничем другим местность не радовала. Вот как описывал ее в 1867 году капитан корпуса лесничих А. Ф. Будищев: «Необширная береговая возвышенность… хотя на вид кажется местностью, удобною для заселения, но ни по пространству своему, ни по качеству земли и положению с другими местностями не предвещает хорошей будущности, так как место низменное, удаленное от склонов гор настоящего материка и со скудною почвою».
Капитана можно понять: он глядел глазами крестьянина. Но правительственная комиссия, приехавшая сюда через 65 лет после Будищева, оценивала этот берег с позиций индустриального будущего всего края. Ей понравилась лесистая болотистая равнина, образованная отступившими от берега сопками. Как в один голос уверяют теперь первостроители в своих мемуарах, энтузиазм у всех был столь высок, что и самые большие трудности были не в трудность. Болота? Их можно осушить. Леса? Их можно выкорчевать. Всего и делов-то…
Среди документов, хранящихся в местном музее, я увидел докладную записку начальника экспедиционного отряда начальнику Дальпромстроя. В пей указывалось, на что на первых порах могли опереться строители. Перечислено все: 47 изб, амбары, бани, сараи, скотники… Под столовую предлагалось отвести часовню, под магазины — амбар и сарай. Но как ни теснись, а даже и первой группе строителей места не хватало. Расчет был на палатки. В них вполне можно было пережить лето. А зиму? О зиме в докладной записке ничего не говорилось. Ясно, почему: раз приедут строители, то уж дома-то они себе как-нибудь построят.
Но строителям первым делом пришлось взяться не за дома, а за корчевку деревьев и рытье канав, по которым можно было бы спустить болотную воду. Приказ № 1, подписанный начальником Дальпромстроя И. Каттелем 10 мая 1932 года, ставил первоочередные задачи: осушение и раскорчевка промышленной зоны и прорубка первой генеральной просеки, связывающей район села с большим Силинским озером. «Для исполнения этих работ, — говорилось в приказе, — использовать весь личный состав рабочих, ИТР и служащих, прибывших на строительную площадку». Строить жилье было некому.
Здесь все было первое — первые метры дорог, первый номер газеты «Амурский ударник», первое комсомольское собрание с необычной повесткой дня: «Штурм тайги». Вскоре прогудел и первый гудок первого промышленного предприятия — небольшого лесозавода и открылся первый кинотеатр «Ударник».
Города в обычном понимании еще не было, но титул города он уже получил и имя тоже — Комсомольск. Это многих вводило в заблуждение. И не только приезжавших сюда молодых строителей, ожидавших попасть именно в город, а увидевших таежную непролазь. Город как бы опережал сам себя: он уже существовал, но его еще надо было построить.
В том 1932 году всех захватил неописуемый энтузиазм. В горячке работ не заметили, как подкатила осень и в палатках стало невмоготу. Люди принялись строить землянки. Строили в свободное от работы время, зачастую не имея даже топора, чтобы обтесать бревна, поскольку инструмента не хватало: весь он был занят на основных объектах…
Я ходил по музею, рассматривал деревянные башмаки тех времен, обеденные миски, сделанные из консервных банок, фотографии, на которых были изображены черные шалаши, веревки с развешенным бельем и грязь по колено, смотрел на все это и в который раз задавал себе один и тот же вопрос: что поддерживало оптимизм людей, как умудрились они в этих тяжелейших условиях построить красавец город?
Теперь мы судим обобщенно: был высокий энтузиазм, значит, все были энтузиастами. Но люди попадали сюда разные.
Одни не выдерживали, уезжали, уходили, оставшиеся работали за двоих и за троих. И этих оставшихся было множество. (Не в этом ли массовом энтузиазме первостроительства — корни поразившего мир массового героизма в годы Великой Отечественной войны?) И вот что было удивительно: трудности словно бы и не пугали. Как признавался однажды в «Комсомольской правде» первостроитель И. Игрецов, «веселья и песен я никогда раньше столько не слыхал, как в те первые годы».