Навстречу рассвету

Когда все наперед спланировано, и работается лучше, увереннее. Я приехал на «Амурсталь» уравновешенный и спокойный, как ветеран. И попал прежде всего к ветерану — Ивану Павловичу Рублеву. В 1932 году он приехал сюда вместе с родителями. Родители работали на стройке, он учился в пятом классе. Мне было интересно узнать, что запомнилось ему, тогдашнему мальчишке. Теперь-то мы только и говорим, что надо заботиться о досуге молодежи, создавать условия, чуть ли не развлекать. А как тогда? Ведь не то что города, а и ничего не было.

— Разве одни развлечения интересны? — сказал Рублев. — Конечно, все было — игры, рыбалка и это… в лес по ягоды. Только много ли его оставалось, свободного-то времени. Взрослые были заняты важными делами, и мы тоже. Политехнизация была не то что теперь — с шестого класса по три часа работали в мастерских. И поди-ка нас выгони из мастерской! А с седьмого и особенно с восьмого класса все уже по-настоящему обучались слесарному и столярному делу.

— Все умели делать?

— Все умели.

— А как же знания? — подкинул я хитрый вопрос, запомнившийся мне с дискуссии в одной московской школе. — Может, в ком-то из вас таился второй Лобачевский или Эйнштейн?

— В ком что таилось, то и проявилось. Без умения трудиться любые знания — балласт, порождающий высокомерных бездельников. Мы смеялись над теми, кто с апломбом рассказывал об устройстве зубила и молотка, но не мог вырубить обычной фаски…

Мне хотелось бы продолжить этот разговор об основах подростковой педагогики — было в словах Рублева что-то очень и очень важное, — но тут пришла инженер Светлана, которой было поручено показать мне завод, и я ушел вслед за ней в глубину шумных цехов, утешая, а точнее, обманывая себя надеждой на то, что эта встреча с Рублевым не последняя.

Прежде всего милая Светлана удивила меня панической боязнью фотоаппарата. Она шарахалась от нацеленного на нее объектива решительнее, чем от раскаленных болванок. Потеряв всякую надежду ее сфотографировать, я спросил:

— А что у вас есть такое удивительное, от чего, говорят, можно ахнуть?

Она пожала плечами.

— Мартены? Так они везде одинаковые. Прокатные станы?.. Может, тонколистовой стан тысяча семьсот? Первый не только на Дальнем Востоке, но и во всей Сибири. Один из крупнейших в стране. Миллион тонн проката в год… Или нет, конечно же, непрерывная разливка стали!

Мы прошли какими-то переходами и очутились возле очередной печи. Раскаленный жгут металла, брызгаясь искрами, падал в темный провал, взблескивал где-то внизу и снова исчезал. Мы сели в лифт и поехали. Не вверх, как можно было ожидать, а вниз, в землю, в глубину. Мелькали этажи — второй, пятый, седьмой.

— Представьте себе десятиэтажный дом, зарытый по самую крышу, — такова по размерам наша установка непрерывной разливки стали, — рассказывала Светлана.

Внизу мы вышли и увидели раскаленную стальную пластину. Автоматическая газорезка отхватывала от нее короткие желтые языки, и они проваливались куда-то, чтобы через минуту возникнуть на экране телевизора, что был установлен возле пульта управления. На это чудо рождения стали можно было смотреть и смотреть. Размеренность и кажущаяся легкость работы огромных механизмов завораживала. Не мешал ни шум, ни жар, и люди, спокойно делающие свое дело, казались какими-то таинственными существами, ведающими всеми тайнами огня.

— Погонный метр отливки весит свыше полутора тонн… Все автоматизировано… Металл идет прямо на прокатные станы…

Этой ночью мне снилось сухое потрескивание искр. Они то взлетали фейерверками праздничных салютов, то рассеивались в темноте, затухали. Проснувшись на рассвете, я услышал перестук дождя по жестяному подоконнику. Снова забрался под одеяло, с удовлетворением подумал, что хорошо, что не на этот день назначена поездка по окрестностям. Но когда проснулся в другой раз, увидел над крышами домов чуть зеленоватое, начисто отмытое небо. Быстро оделся и вышел. Розовый город улыбался всеми окнами. Трамваи позвенькивали на широкой улице. На площади большой красивый кинотеатр настежь распахнутыми стеклянными дверями уже зазывал ранних любителей фильмов. Возле него,_; словно школьники на уроках, шушукались тополя.

Я шел мимо всего этого, я торопился к Амуру. Он был смирным после дождя, доверчиво катил гребешки волн под ноги рыболовов-любителей, стоявших на отмели под крутым бетонным откосом набережной. У речного вокзала стояла «Ракета» и толпились пассажиры, ожидавшие посадки. Я пошел узнать, куда это плывут люди в такую рань. Оказалось — в Амурск. И было до него всего-то один час пути. Что такое час по привычным московским расстояниям?

— А когда можно обратно? — спросил я у одного из пассажиров.

— Когда хотите. «Ракеты» ходят одна за другой.

Потрясенный такими возможностями, я не стал даже и раздумывать о завтрашней поездке. Зачем откладывать на завтра, если можно сегодня? Кто знает, что будет завтра. Вдруг дождь пойдет, вдруг у шофера заболит нога или еще что случится…