В эту минуту я понял местную лодочную страсть. Каждый, кто приходил на этот утес, уже не мог не мечтать об увиденных далях. Даже мне, которому скоро надо было уезжать, вдруг остро захотелось заиметь свою лодку. Хоть на денек, но свою…
Точно в указанный в расписании срок, минута в минуту, к дебаркадеру подлетела «Ракета». Та самая, на которой я приплыл сюда. Я перехватил на лестнице, то есть, простите, на трапе, человека в форменной фуражке и с нашивками, представился, попросил сказать несколько слов о работе речников.
— Что сказать о нас? — сразу же ответил он. — Популярность «Ракет» огромна. Но не надо обольщаться. Есть конкуренты — железная дорога, автобусы. Если работать нестабильно — сегодня идти по расписанию, а завтра опоздать, — это отпугнет пассажиров…
Он говорил спокойно, деловито и, как мне вначале показалось, суховато. Но потом, уже в рейсе, перекинувшись с ним еще несколькими фразами, я понял, что он просто исключительно деловой человек. О работе говорил без восторгов и без равнодушного брюзжания, говорил, как о деле, — с уважением. Он и внешне был очень аккуратный и весь какой-то подчеркнуто правильный. Педант? Пусть так. Но мне, насмотревшемуся на людей в своих частых поездках по стране, такой «педант» был милее «рубахи-парня». Ибо, я знал, за напускным легкомыслием к себе, как правило, кроется легкомысленное отношение к делу, небрежение к другим людям.
Бежали назад зеленые берега, разворачиваясь, открывая и пряча сопки, леса, протоки. Я смотрел в окно и снова, как было уже много раз, думал об этой моей дороге, об этом крае, о людях, искал обобщений. И снова мне казалось, будто я слушаю увертюру или читаю предисловие к чему-то большому, интересному. У этого края богатое прошлое, светлое настоящее, но он как бы весь в будущем. Он слишком юн, он еще, как дитя, только произносит свое первое «мама». Но произносит так ясно и внушительно, что материнское сердце заходится от радости: «Талант!..»
А на другой день, как и было условлено, отправился я в новую дорогу, на северо-запад от Комсомольска, в таежную глухомань. Впрочем, трудно было назвать глухоманью места, куда вело отличное шоссе.
Вдоль дороги бежала горная речка Силинка. Та самая, название которой все эти годы повторялось рядом с названием Комсомольска. Потому что город рос в месте ее впадения в Амур. Та самая речка, которая и указала геологам дорогу к «Сокровищам». Я беру слово в кавычки потому, что это имя собственное. Так издавна назывались по-нанайски места, куда мы теперь ехали: Холдоми — «сумка сокровищ». В этой речке геолог Олег Кабаков нашел обломки драгоценного для промышленности камня касситерита. Он отправился вверх по руслу, стараясь не потерять эту исчезающую нить Ариадны. И добрался до глухого ущелья в горах Мяочана. Ударил молотком — и обомлел: сплошной оловянный камень!
Говорят, первый отряд геологоразведчиков добирался к месторождению на мощном гусеничном тракторе… 17 суток. Теперь всю эту дорогу можно проехать за час. Навстречу с воем проносились самосвалы и автобусы. К дороге подступали сопки, скалясь обломанными зубами серых глыб. А то сопки вдруг отбегали к горизонту, открывая болотистые мари, утыканные редкой щетиной хилых, замшелых лиственниц.
И вдруг!.. Я столько раз, описывая Приамурье, пользовался ним восклицанием, что теперь трижды подумал, прежде чем снова написать его. Но другое слово не подбиралось. Именно вдруг, неожиданно, как луч солнца в хмурый день, преображающий землю и небо, возникло передо мной видение белостенного города. На крайней девятиэтажной башне, прямо на крыше, было написано название: «Солнечный». Первую минуту я больше ничего не видел, кроме этого, так странно расположенного названия. Потом рассмотрел компактный, очень уютный городок, мачты высоковольток, в стороне — промышленные корпуса и люльки канатных дорог.
Я не ездил по этому городку — ходил пешком. Потому что ездить тут было просто некуда. Оставив машину возле Дворца культуры, я пошел по чистому тротуару вдоль светлых магазинных витрин, в которых отражался лес. Обогнув крайний пятиэтажный дом, вдруг очутился… в тайге. Вернулся, обошел дом с другой стороны и увидел большой и ухоженный двор, очень похожий на московские дворы в районах новостроек. Во дворе не было угрюмой таежной растительности. Шептались на ветру тополя, дубки, березки, ясени. Тихо и задумчиво стояли возле подъездов серебристые ели, окруженные разноцветными детскими колясками. Мальчишки и девчонки носились по двору, обалдевшие от свободы. В песочницах копошились те, кто жаждал созидательной деятельности.
Солнечный числился еще в поселках. Но он был как самый настоящий город. Город без окраин. Мираж. Оазис цивилизации среди тайги.
— Поедем дальше? — спросил шофер, когда я, обойдя каждый дом, через час вернулся к машине.
— Куда дальше?
— Дорога еще не кончилась.