Навстречу рассвету

Первый шаг был сделан, шаг на тернистом пути славы «неистового капитана», как называли его и друзья, и недруги.

Теперь, оглядываясь на прошлое, невольно начинаешь задумываться о великой роли случайностей в истории. Что, если бы не было этого упрямца Невельского? Приамурье исследовал бы кто-то другой? Но хватило ли бы у него ума, терпения и, прямо скажем, жертвенности, чтобы преодолеть поистине бесчисленные препятствия?

Но к счастью для России, у нее был Невельской.

Только что назначенный генерал-губернатором Восточной Сибири Муравьев, к которому пришел Невельской, сразу сообразил, что в лице этого «неистового капитана» судьба посылает ему редкую возможность отличиться на новом поприще. И он послал его к начальнику Главного морского штаба Меньшикову.

— Нет! — отрезал Меньшиков, выслушав просьбу использовать судно для исследования устьев Амура. — Транспорт еще строится, и дай бог, если вы доберетесь до Камчатки к концу навигации будущего года. Сумма расходов определена из расчета плавания не более года, и для задуманного предприятия у вас не будет ни времени, ни средств. Кроме того, государь уверен, что устье Амура недоступно, так что, господин капитан-лейтенант, не занимайтесь глупостями, а думайте о том, как получше выполнить свое прямое дело — снабдить сибирские порты…

Так или примерно так сказал Меньшиков, теперь не имеет значения. Важно, что он отказал Невельскому. И важно также, что Невельской со свойственной ему настойчивостью сумел повернуть этот отказ в свою пользу. Он рассудил так: поскольку в его распоряжении год, то надо сократить время рейса и прийти в Петропавловск не к концу, а к началу навигации. Стало быть, надо всеми правдами и неправдами добиться, чтобы «Байкал» был спущен на воду раньше срока. И Невельской пошел на маленькую хитрость: намекнул финским владельцам верфи, где строился транспорт, что Меньшиков, бывший в то время генерал-губернатором Финляндии, останется доволен, если они, так сказать, перевыполнят свои планы.

После этого он начал настоящую войну с интендантами, не спешившими упаковывать грузы, поставлять их в нужной последовательности и должного качества. Интенданты принялись писать жалобы на Невельского. Но он бил их резолюцией Меньшикова, которому все же понравилось усердие финских судостроителей, и не шел ни на какие уступки. Кончилось тем, что чиновники сделали все, как он требовал, и поторопились выпроводить его из Кронштадта.

Так Невельской одержал свои первые победы. Биографы обычно не распространяются об этом этапе его деятельности. Но без этих вроде бы незначительных побед не было бы той цепи счастливых случайностей, от которых зависела судьба дальневосточных владений России.

Кругосветное путешествие не казалось Невельскому таким препятствием, как тугодумие и открытое противодействие вельмож. Маленькая, водоизмещением всего в 250 тонн, шхуна «Байкал» прошла с севера на юг всю Атлантику, обогнула мы Горн, затем пересекла Тихий океан и 12 мая 1849 года бросила якорь в Авачинской бухте. С тревогой шел Невельской к начальнику порта за корреспонденцией. Предчувствие не обмануло: обещанной Муравьевым инструкции на исследование устья Амура не было.

Он подождал две недели и, собрав своих офицеров, сообщил им о намерении взять на себя ответственность за предприятие. Офицеры его поняли, прокричали «ура» своему капитану и кинулись готовить судно к отплытию.

30 мая 1849 года началась эта экспедиция. 17 июня, обогнув Сахалин с севера, «Байкал» вошел в заветные воды. Преодолевая путаные течения, шхуна обходила мели и все-таки продвигалась вперед, пока не налетела на крутую банку. Волны били корабль, шуршала раздираемая обшивка, скрипели и трещали все связи. Матросы завели на баркасе многопудовый якорь, чтобы, подтянувшись к нему, сняться с мели. И не смогли этого сделать. Цепкий грунт все больше засасывал шхуну. Казалось, крушение неминуемо. Крушение не только судна, но и личной карьеры Невельского и, самое главное, всех надежд на укрепление дальневосточных рубежей России…

Теперь это кажется нам странным и непонятным: простой русский моряк был озабочен интересами и могуществом государства больше, чем царские министры и даже сам царь. Ведь именно в это самое время министр иностранных дел Нессельроде доложил Николаю I, что «Амур не имеет для России никакого значения», а царь подтвердил это мнение своей весомой резолюцией: «Вопрос об Амуре, как о реке бесполезной, оставить…»