Едва уехал один английский «путешественник», как в Иркутске объявился другой — мистер Остен. С ним была очаровавшая местное общество красавица жена, говорившая на нескольких языках. Интересы мистера Остена были целенаправленнее. Он хотел «изучать» реки, и не все, а преимущественно Амур. В своих поездках англичанин дотошно расспрашивал о разноплеменном местном населении, стремясь отыскать антирусские настроения. Не найдя таковых, пошел на авантюру: без разрешения отправился в Нерчинск и принялся строить плот, чтобы плыть на нем вниз по Шилке, а затем по Амуру. Тут уж Муравьеву стало не до деликатности. Он хорошо понимал, что стоит англичанам, которые уже почти хозяйничали в Китае, добраться до Амура, и им можно будет не считаться с Россией как с соперницей на Тихом океане. И генерал приказал одному из своих офицеров хоть силой, да привезти Остена с женой в Иркутск. Офицер в точности выполнил приказание. Сжолько англичанин ни возмущался нарушением прав личности в России, ничто не помогло.
Летом 1849 года Муравьев отправился на Камчатку. В Охотском море, которое генерал-губернатор считал пустынным, было необычно много иностранных китобойных судов. Большая и красивая Авачинская гавань так поразила воображение Муравьева, что он, не раздумывая, решил: тут быть главному тихоокеанскому порту России. И он уже поостыл к изысканиям в устье Амура. Но на обратном пути в Аян все-таки велел командиру транспорта «Иртыш», на котором плыл, поискать корабль Невельского возле Сахалина. Часто они видели в море мачты. Но каждый раз это оказывались иностранные суда. Невельской исчез, и многие уже начали поговаривать, что упрямый капитан погубил корабль на мелководьях Амурского лимана. Так генерал-губернатор и отправился в Аян с этим убеждением.
Однажды, это было 3 сентября 1849 года, проснувшись утром, Муравьев увидел в море знакомые очертания транспорта «Байкал». У него не хватило терпения дождаться доклада, он сел в двадцативесельную шлюпку и поспешил навстречу кораблю.
— Откуда вы? — крикнул еще издали.
— Сахалин — остров! — ответил в рупор Невельской. — Вход в лиман реки Амур возможен для мореходных судов с севера и с юга. Вековое заблуждение положительно рассеяно!..
До поздней ночи в Аяне был пир. А на другой день Муравьев со специальным курьером отправил в Петербург рапорт Невельского и свое донесение. «Множество предшествовавших экспедиций (к берегу Сахалинскому), — писал он, — достигали европейской славы, но ни одна не достигла отечественной пользы по тому истинному русскому смыслу, с которым действовал Невельской».
С радостным сердцем ехал Геннадий Иванович в Петербург. Он верил, что теперь-то всем станет ясно значение Амура для России: вместо тяжелейших дорог от Иркутска к Якутску и тысячекилометровых бездорожий от Якутска к Охотскому морю наконец-то найден удобный водный путь к океану.
2 февраля 1850 года Невельской уверенно доложил о своих изысканиях Особому правительственному комитету. Члены комитета — увешанные орденами сановники — сидели, насупившись. Наконец военный министр граф Чернышев строгим тоном принялся объяснять Невельскому, какой проступок он совершил, предприняв описание лимана и устья реки без высочайшего разрешения, и какое суровое наказание за это должно последовать. И добавил, что лично он склонен больше верить предшествующим исследователям этих мест, нежели Невельскому. Министр иностранных дел Нессельроде, согласившись с Чернышевым, заявил, что, по его мнению, на Амуре полным полно китайских кораблей и гарнизонов и самовольство Невельского может поссорить Россию с ее дальневосточным соседом.
Горячась и заикаясь от волнения, Невельской вновь принялся объяснять, что все его сообщения можно легко проверить, что обитающие на Амуре гиляки и слыхом не слыхали о китайских кораблях, а тем более о гарнизонах…
Невельскому посочувствовали только начальник главного морского штаба Меньшиков и министр внутренних дел Перовский. Особый комитет постановил строжайше запретить касаться устья Амура и позволил Невельскому, направлявшемуся в распоряжение Муравьева, только одно: основать на юго-восточном берегу Охотского моря зимовье для торговли с гиляками.
Снова был долгий путь через всю Россию. К концу марта Невельской добрался до Иркутска, а к лету в Аяне уже принимал небольшую команду на транспорт «Охотск».
29 июня Невельской основал в заливе Счастья селение Петровское. И узнал, что весной в Амурский лиман приходили два неизвестных, вероятнее всего английских, военных корабля, «мерили воду и землю». И установил, что из Петровского никак не уследить за тем, что делается на Амуре. К тому же залив Счастья, хоть и расположен в самой южной части Охотского побережья, вскрывается ото льда только в конце июня и, стало быть, не может иметь большого значения как база для кораблей.