Навстречу рассвету

В то время это было явлением почти обычным. Без правительственных указаний были открыты и впервые заселены русскими многие обширнейшие районы Сибири, Дальнего Востока, Северной Америки. А последние Романовы не без влияния заполонивших правительство иностранцев только транжирили открытые и исследованные русскими земли. Правительство не поддержало усилия русских путешественников и промышленников закрепиться на Гавайских островах. (В то время Гавайские острова были важной базой на морском пути из Петербурга к Дальневосточным портам России.) Правительство продало частному лицу, подданному США, факторию и форт Росс в Калифорнии. Японии были отданы открытые русскими Курильские острова в обмен на никогда ей не принадлежавший Южный Сахалин. Наконец, в 1867 году коронованные русские иностранцы продали Америке за семь миллионов долларов Аляску и Алеутские острова вместе со всеми поселениями, верфями, промышленными предприятиями и флотом, насчитывавшим четырнадцать только крупных пароходов.

Невельской понимал, что на патриотизм царских вельмож рассчитывать нечего. Похаживая по мостику бившейся об отмель шхуны, он думал о тех последствиях, какие имела бы для России потеря корабля и его возвращение ни с чем.

Раз за разом матросы заводили на глубину многопудовый якорь, затем, выбиваясь из сил, «выхаживали» его, вращая шпиль. И все напрасно. Наступила ночь, но команда не прекращала своих попыток сняться с мели. Наконец после шестнадцати часов непрерывной тяжелой работы это удалось.

Отойдя от банки на безопасную глубину, корабль бросил якорь. Команда спала мертвым сном, а Невельской ходил по палубе, слушал сердитый шум волн и все думал о пережитом. Теперь он особенно хорошо понимал, почему все мореплаватели не доводили до конца исследование этих вод. Встретив частые мели, они уходили, не желая рисковать кораблями.

И он не мог рисковать. Но не мог и уйти. Оставалось одно: продолжать поиски устья Амура на шлюпках. Это затягивало и без того затянувшуюся экспедицию, но другого выхода не было.

Первой вернулась шлюпка, которой командовал мичман Гроте. Он доложил, что нашел отмель, соединяющую Сахалин с материком. Расспросив мичмана, Невельской убедился, что он повторил все ту же ошибку: больше руководствовался предположениями, чем досконально проверенными фактами.

Затем пришла шлюпка лейтенанта Казакевича.

— Есть устье Амура! — радостно доложил он.

Невельской пожал ему руку и тут же велел приготовить три шлюпки, взять запас продовольствия на три недели. У него уже был готов план дальнейших исследований: на шлюпках, непрерывно промеряя глубины, пройти вверх по реке столько, чтобы не оставалось никаких сомнений, что это именно Амур, осмотреть берега. Затем, не теряя «нити глубин», выйти в лиман, окончательно убедиться, что Сахалин — остров. А затем, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, доплыть с севера до широты 51°40′, до которой с юга доходили корабли Лаперуза и Броутона.

Это историческое плавание началось 10 июля 1849 года и закончилось в первых числах августа. Все, что предполагал Геннадий Иванович, подтвердилось. Триумф? Но триумф, понятный немногим. Даже проницательный Невельской не предполагал, с каким недоброжелательством загудит растревоженный таким открытием чиновничий улей.

Генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьев, честолюбивый, как все царские вельможи, был к тому же человеком умным и дальновидным. Прибыв в Иркутск, он принялся сурово расправляться с взяточниками и обнаглевшими от безнаказанности казнокрадами. Он лояльно, если не сказать — дружелюбно, отнесся к ссыльным декабристам и всячески сходился с местным обществом образованных богатых людей. В этом обществе его внимание привлек некий путешествующий англичанин, мистер Гиль, любивший особенно дотошно расспрашивать об исследовании русскими азиатских берегов Тихого океана…

В то время к тихоокеанским владениям России существовало два одинаково долгих и трудных пути: на кораблях вокруг света и по суше, через бездорожные просторы Сибири. Особенно интересовался господин Гиль тем, каковы дороги от Якутска к Охотску и только что построенному порту Аян. И Амур тоже интересовал Гиля. Но дело было летом 1849 года, когда Невельской только еще ходил на шлюпках в устье Амура, и о нем никто ничего не знал. Поэтому Гиль был убежден, что Амур — река неинтересная, поскольку она без устья.

Для Муравьева не была неожиданной просьба мистера Гиля разрешить ему своими глазами поглядеть на новый тракт к Аяну. Муравьев не мог попросту отправить не в меру любопытного англичанина в Петербург — это вызвало бы нежелательную реакцию влиятельных особ, и он, источая любезности, разрешил ему ехать, по только по старому тракту — на Охотск. Дальше путь Гиля лежал на Петропавловск, где, как потом выяснилось, его уже поджидало «китобойное» судно.