Сейчас таким центром цивилизации был для меня теплоход. Чем хороши теплоходы, так это тем, что на них чувствуешь себя как дома. Железнодорожный вагон — это всего лишь вагон, в нем не развернешься, самолет — тем более вагон. А по теплоходу можно гулять. Он, как город с разными домами-квартирами, разными людьми. Теплоход — это, так сказать, центр цивилизации, который еще и передвигается.
Дождь холодный, совсем осенний, все моросил, мочил палубу, застилал сопки серым туманом.
Настоявшись на палубе, я пошел по коридорам. В третьем классе парни играли в домино и в пинг-понг. В сумрачном салоне первого класса кто-то тихо и грустно играл на пианино. В глубоком кресле у входа, опустив голову, сидел белобрысый парень и то ли спал, то ли, закрыв глаза, слушал музыку. По запотевшим широким стеклам салона сползали капли.
Каждый уголок теплохода жил по-домашнему. И я тоже пошел в свою каюту и увидел там соседа, которого пе было, когда я заходил сюда при посадке. Сосед сидел в одной майке, ел винегрет, запивая его шампанским.
Я вышел в коридор. Прошелся по нему и попал в небольшую нишу со столиком и двумя стульями. Во всю стену в этой нише висел стенд с портретами, картинками и листочками плотного машинописного текста. Наверху было крупно написано: «Геннадий Иванович Невельской». Это был обычный для всех больших теплоходов музейный уголок, где рассказывалось о человеке, чьим именем названо судно. Это был уголок, который в тот момент мне был больше всего нужен, и я понял, что пора, самая пора выделить в моем дорожном блокноте несколько страниц для рассказа об этом человеке, чье старание, чья самоотверженность сыграли такую важную роль в изучении и освоении Приамурья и Приморья.
Судьба Геннадия Ивановича Невельского настолько интересна и поучительна, что я считаю необходимым рассказать о нем подробнее.
Его служебная карьера начиналась нескладно. В 1832 году во время выпускных экзаменов высших офицерских классов Морского кадетского корпуса царь, обходивший выпускников, остановился против низкорослого Невельского и, нахмурившись, изрек, что запрещает ему носить офицерские погоны, до тех пор «пока не подрастет».
Только через четыре года после «царского напутствия», окончательно поразив экзаменаторов глубокими познаниями, он был произведен в лейтенанты.
И тут, как единогласно сочли сослуживцы, фортуна наконец-то улыбнулась ему: Невельской был назначен на фрегат «Беллону» вахтенным офицером к главнокомандующему морскими силами России генерал-адмиралу великому князю Константину, которому было в ту пору… девять годков.
Лучшей дороги к орденам и званиям трудно было придумать. Но Невельской мало придавал значения личному благу и потому прослужил в звании лейтенанта… десять лет. Как многие передовые люди России, он больше всего был озабочен благом Родины и искал более достойного применения своим силам.
Это было время Великих русских географических открытий на море, крупнейшим из которых явилось открытие шестого материка — Антарктиды.
После многочисленных кругосветных плаваний русских моряков казалось, что на Земле уже нечего было больше открывать. Но это только казалось современникам. Мы-то знаем, что в середине прошлого века почти ничего не было известно об обширнейшем крае, охватывающем теперешнее Приамурье, Приморье, остров Сахалин. Существовало общее заблуждение, подтвержденное такими авторитетами, как Броутон, Лаперуз, Крузенштерн, согласно которому Сахалин считался полуостровом, Амур — не имеющим устья, а огромный берег Приморья — сплошной скалой, без единой заслуживающей внимания бухты.
Теперь это заблуждение кажется нам странным: как это — берег без бухт, а река без устья? Первым человеком, который усомнился в этой «истине», был Невельской.
Однажды он пришел к великому князю Константину с необычной просьбой: отпустить его на транспорт «Байкал», который должен был идти на Камчатку с грузом продовольствия и снаряжения. Великий князь очень удивился и даже обиделся: блестящей карьере предпочесть рядовой рейс на грузовом судне в забытые, гиблые порты Восточной Сибири?! Великий князь, которому к тому времени исполнилось двадцать годков, недоуменно пожал плечами и потребовал объяснений. Невельской, бывший тогда уже капитан-лейтенантом, со свойственным ему жаром и напористостью, заикаясь от волнения, заговорил о том, что он не верит в несудоходность Амура, поскольку не может такая большая река «теряться в песчаных наносах», как единодушно уверяли будто бы исследовавшие эти места Броутон, Лаперуз, Крузенштерн. А если это так, если Амур, подобно всем крупным рекам мира, имеет фарватер, доступный морским судам, то для восточносибирских владений России по будет иметь первостепенное значение, ибо Амур — единственная река, текущая в широтном направлении, и единственная надежная дорога для снабжения российских поселений и баз на Дальнем, или, как тогда говорили, Крайнем Востоке…
Великий князь ничего не понял и, предложив одуматься, все-таки холодно пообещал Невельскому поддержать его просьбу.