Навстречу рассвету

В основу Комсомольска была заложена радость, моральное удовлетворение людей от сознания своего высокого общественного предназначения. На таком падежном фундаменте город рос темпами невиданными.

Через год после первого выкорчеванного дерева был заложен судостроительный завод.

В 1934 году заложен машиностроительный завод и построена автотрасса Комсомольск — Хабаровск.

В 1935-м — началось строительство завода «Амурсталь».

В 1936-м — машиностроительный завод вступил в строй действующих. Проложена железная дорога на Хабаровск длиной триста шестьдесят километров…

Сейчас Комсомольск-на-Амуре — третий, после Хабаровска и Владивостока, город Дальневосточья, протянувшийся вдоль левого берега Амура на двадцать километров. Двести тридцать тысяч жителей. Крупнейшие на востоке страны заводы — «Амурсталь», «Амурлитмаш», «Металлист», нефтеперерабатывающий и прочие.

Николай Поваренкин писал когда-то: «Тяжелый день. Он падал нам на плечи холодным ветром, ледяным дождем, но мы любили землю, и навечно был прочен первый выстроенный дом…» Сейчас Комсомольск кажется настолько обжитым, что не верится в ледяные дожди, мучившие людей совсем недавно, на памяти некоторых из этих вот людей, гуляющих теперь по чистым и широким улицам. Считается, что человек прожил жизнь не напрасно, если он успел посадить дерево и построить дом. Что же сказать о тех, кто построил город?!

Особенно плохо верится в былые трудности на красивейшей площади, где, казалось бы, все сделано для того, чтобы люди не забывали прошлое. Здесь лежит тысячепудовый валун, по форме напоминающий сердце, на котором выбито, что он установлен на месте высадки первого десанта строителей. Здесь же, на площади, памятник первостроителям: застывшие в бронзе парень и девушка с самыми распространенными тогда орудиями труда — киркой и лопатой, и другой памятник — мемориал, возведенный в честь комсомольчан, павших в годы Великой Отечественной войны, с вечным огнем, с гигантскими, высеченными из камня ликами богатырей. Здесь стоит, может быть, самое знаменитое в городе здание — Дом молодежи с его огромной мозаичной стеной, изображающей подвиги комсомольцев. Здесь, наконец, каменный парапет набережной, за которой в синей дали, как привет из еще более фантастического будущего, вырисовывается повисший над Амуром мост. Представьте себе широченный простор реки, усыпанный солнечными блестками, затянутый вдали низкой пеленой тумана, черные сопки, изгорбившие горизонт, и уткнувшуюся в сопки длинную, безукоризненно прямую горизонталь моста, представьте, и вы поймете, почему комсомольчане так любят смотреть в эту даль.

Первым после музея официальным моим визитом в Комсомольске был визит в Дом молодежи. Он меня поразил просторными холлами и залами, обилием картин, стеклянных дверей и стен, красивыми, словно в старинных княжеских дворцах, паркетными полами. Я остановил встретившегося в коридоре человека, спросил, как пройти к директору.

— Я директор, — сказал он и кивнул на какую-то дверь. — Идите в кабинет, сейчас приду.

Я открыл указанную дверь, огляделся. Отделке и обстановке этого кабинета и тому, что я назвал бы деловой уютностью, могли бы позавидовать директора многих столичных культурных учреждений. На столах лежали свежие газеты и журналы, пачка каких-то приглашений, бумаги непонятного для непосвященного назначения. На стенах висели обычные для таких кабинетов афиши. За окном во всю стену зеленела исполосованная пестрыми пятнами клумб обширная площадь.

— Здравствуйте, чем могу служить?

Он быстро вошел, протянул мне руку:

— Так что вас интересует?

— Вы, — сказал я и обвел рукой стены, увешанные афишами, площадь за окном. — Вы и все это. Давно вы здесь работаете?

— Чуть ли не с самого начала.

— Ого!

— Вот и мы, когда приехали сюда, сказали «ого!». Я ведь пляжный мальчик был, в Алуште вырос. Мы с женой имели специальности, а сюда приехали разнорабочими. Плыли на пароходе «Дзержинский». Помню, кто-то крикнул: «Комсомольск!» Выскочили на палубу — ни огонька и дождь хлещет. А мы рассчитывали город увидеть, одеты были по-городскому — я в белых туфлях, жена в тапочках. Высадились — кусты кругом, болотина под ногами хлюпает. Ну, думаем, приехали. Было девятнадцатое июля тысяча девятьсот тридцать четвертого года…

Он рассказывал спокойно и размеренно, как читал, видно, давно уже привык отчитываться перед корреспондентами.

— Потом трактор пришел с волокушей, потащил нас куда-то. Видим: стоят два барака, у одного крыша недостроена. Семейных поместили в него, а холостяков — по палаткам. Чуть позднее крикнули с улицы: «Выходи ужинать!» Жена не пошла, побоялась в темени по грязи топать. Потом, конечно, привыкла… Вот так и начинали. А теперь что скажете о городе?

Я сказал, что сказать нечего: сколько ни говори — все мало.

— Так! — удовлетворенно произнес он. — А мои родичи в Киеве не понимают, говорят: «Как можно так долго жить в такой глуши?»

— Неужели ни разу не пожалели о Крыме?