Дилан шумно выдыхает и поворачиваюсь ко мне, но в темноте я вижу только ее силуэт.
– Что случилось? – тихо спрашивает она.
Прежде чем ответить, я подхожу к окну и поднимаю шторы.
– Посмотри.
Дилан возится на постели, затем шлепает босыми ногами по полу и встает рядом со мной. За последний год я вытянулся настолько, что теперь она едва достает мне до плеча. Я поворачиваюсь к сестре. На лице Дилан играют разноцветные блики, и мой взгляд зачем-то опускается ниже и сразу поднимается вверх. Мне становится неудобно, когда замечаю, что на Дилан кроме короткой майки и трусиков больше ничего нет. Я вырос, но тело Дилан тоже изменилось за последние несколько месяцев. Она больше не похожа на ту девчонку, с которой мы дурачились в детстве. И… черт… я не могу свыкнуться с мыслью, что теперь у нее есть грудь. То есть, она должна у нее быть по всем законам природы, но… короче, это трудно объяснить.
Чувствую себя очень странно и снова таращусь на небо, по которому расползаются зелено-огненные ленты. Эффект такой, словно смотришь лазерное шоу, только это шоу нерукотворное. Одно сияние не похоже на другое и никогда не повторяется. Нельзя даже предугадать, когда оно начнётся. Это момент случая и удачи, ведь оно может длиться от нескольких минут до нескольких часов и быть ярким или еле заметным, но сегодня это нечто потрясающее. У меня захватывает дух.
Черт, да это самое северное из всех северных сияний… Хотя теперь я не знаю, только ли в нем все дело.
– Охренеть, – сонно произносит Дилан. – Такого я еще не видела.
Она громко зевает, даже не прикрывая рта, потирает заспанные глаза. У меня не выходит удержаться от того, чтобы снова не начать на нее пялиться. Взгляд Дилан обращен вверх, а я почти не дышу, разглядывая ее лицо. Теперь мне нет никакого дела до сияния.
Щеки обдает жаром, когда Дилан обхватывает мою руку, виснет на ней и опирается головой о плечо. Кожей ощущаю мягкость ее волос, от тела Дилан веет сонным теплом. Мне хочется обнять ее, провести пальцами по стройным бедрам, по полоске обнаженного живота. Осознав это желание, не могу пошевелиться и стою, как каменный истукан. Я растерян, если не напуган. Ведь я пришел сюда, чтобы разбудить Дилан, но теперь чувство такое, словно это она что-то во мне разбудила.
– Я тоже, – уже не помню, к чему именно я собирался это сказать.
Мы молча смотрим в окно. Я сам до конца не понимаю, что делаю, когда наклоняю голову и осторожно касаюсь губами ее волос, вдыхаю запах самых лучших моментов своей жизни. Не могу подобрать слов, чтобы описать, что происходит со мной. И это фигово. Даже хуже, чем фигово. Ведь братья не должны хотеть трогать свою сестру, нюхать ее волосы, и им не должно это нравиться, если, конечно, они не психи и не извращенцы.
А потом я жмурюсь от яркого света, который заливает комнату.
– Что вы тут делаете?! – раздается у нас за спиной.
От стальной интонации в голосе мне становится не по себе.
– Пап? – Дилан поворачивает голову, первой реагируя на вопрос своего отца. Ее пальцы все еще обхватывают мою руку.
– Немедленно оденься! – велит ей Шон.
А у меня такое ощущение, что его слова предназначены мне. Не в том смысле, что мне надо одеться, а в том, что мне больше не следует смотреть на Дилан, когда она не одета. Теперь не следует. Я и сам это понимаю.
Дилан резко опускает взгляд на свои голые ноги, ее лицо вспыхивает. Да и мое тоже. Еще никогда не чувствовал себя так стремно.
Я осторожно освобождаю руку и под тяжелым взглядом Шона выхожу в коридор.
– Тайлер?! – меня тут же перехватывает Джекс, надевающий свитер. – Идем на улицу!
Я тоже одеваюсь и тороплюсь выбраться на морозный воздух, словно мне это жизненно необходимо. Полюбоваться сиянием выходят Майкл, близнецы, Шон-младший. Через несколько минут к нам присоединяется Дилан и Нина.
Вчера мы приехали в Гирдвуд, маленький курортный городок, где живет Нина – бабушка Дилан и остальных. Она настоящая индианка из атабасков. Шон-старший и Майкл очень на нее похожи, как и мои братья. Муж Нины был ирландцем, а предки Сары и Александры – немцами – первыми переселенцами.
Дом Нины находится у самого леса. К нему ведет дорога, окруженная высокими елями. Ближайшие соседи живут ярдах в двухстах, и, особенно лунной ночью, когда с одной стороны чернеет лес, а с другой – открывается вид на горы, появляется ощущение того, что этот дом единственный во Вселенной. Весной прямо за забором можно увидеть медвежьи следы, а дорогу часто переходят лоси. У моего приемного отца очень крутая мать, ведь она не боится жить тут совсем одна и говорит, что не променяет свою глухомань ни на какой город.
Я глубоко вздыхаю, в носу щекочет от морозного воздуха. Ноги под спортивными штанами обдает ледяным холодом, и я прячу руки в карманы. Все стоят лицом к заснеженным пикам, над которыми колышется изумрудное пламя. Только я смотрю на Дилан. Ее взгляд прикован к небу, она прячет озябшие руки в широкие рукава куртки своего отца.