Навстречу Восходящему солнцу: Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией

А тем временем Петербург продолжал проводить свою дипломатию. После того как перерезали телеграф, переговоры с правительством в Пекине стали невозможны. Однако из своей полуссылки в Кантоне возвратился Ли Хунчжан, и его пригласили выступить в роли посредника. 13 июня Ли Хунчжан отправил Витте телеграмму с предложением провести переговоры с вдовствующей императрицей о подавлении восстания, в обмен на помощь русского царя в сдерживании европейцев^{887}.[150] Николай одобрил эту идею, и Витте немедленно дал указание князю Ухтомскому ехать к «старику» в Китай, а русский флот получил приказ предоставить в распоряжение Ли Хунчжана крейсер для поездки в Пекин^{888}. В итоге эта инициатива ни к чему не привела, поскольку другие страны скептически относились к сановнику, известному своими прорусскими настроениями. К середине сентября, когда Ли прибыл в китайскую столицу, западные войска находились там уже больше месяца^{889}.

Утром 1 августа многонациональная армия наконец освободила посольства. Войска насчитывали 20 тыс. человек и состояли в основном из японского, русского, английского и американского подразделений. Чтобы пробиться из Тяньцзиня в столицу, им потребовалось десять дней. Ирония состояла в том, что первыми войсками, добравшимися до осажденного квартала, были не европейцы, а сипаи из 1-го Сикхского и 7-го Раджпутского пехотных полков. Осада длилась почти два месяца и стоила жизни 76 иностранных солдат, среди которых было 5 русских. Территория российского посольства почти не пострадала, однако здания Русско-китайского банка и Духовной миссии были разрушены. После захвата Пекина Цыси бежала со своим двором на запад в Сиань, столицу провинции Шэньси. После этого Боксерское восстание в Чжили быстро закончилось^{890}.

Теперь внимание западных держав переключилось на то, чтобы добиться от династии Цин надлежащей компенсации за понесенные страдания. Больше года шли сложные переговоры между так называемыми союзниками, Ли Хунчжаном и двором Цинов в изгнании, которые привели к заключению «Боксерского протокола» в августе 1901 г. Условия протокола были драконовскими: казнь главных чиновников, выступавших против иностранцев, жесткие ограничения оборонительных ресурсов Китая, коммеморативные памятники погибшим европейцам и замена Цзунлиямынь Министерством иностранных дел западного образца. Наиболее обременительным условием была контрибуция в размере 450 млн. таэлей, что более чем вдвое превышало сумму, которую японцы потребовали пять лет назад, и в четыре раза — годовые доходы центрального правительства^{891}.

В месяцы, последовавшие за захватом Пекина, Гире продолжал вызывать недовольство коллег своим нежеланием наказывать Китай^{892}. 12 августа Петербург опубликовал заявление, в котором разъяснялось, что единственная его цель состояла в том, чтобы защитить российских подданных и помочь правительству Китая восстановить порядок^{893}. В то же время царские чиновники выражали сильное недовольство вылазками фельдмаршала Вальдерзее в сельскую местность в течение осени, и они первыми выступали за то, чтобы вывести войска из столицы. Что касается самих переговоров, Николай отметил, что «Европа уже без того достаточно напилась китайской крови». Указания царя посланнику были ясны: «Я желал бы, чтобы Гире принимал меньше участия в коллективном давлении на китайцев для принятия ими поставленных Европой жестоких условий. Теперь пора нам отделиться от западных государств на Дальнем Востоке»^{894}. Через несколько недель после снятия осады посланник выполнил пожелания императора вполне буквально: он временно перенес свое посольство в Тяньцзинь на том основании, что его присутствие в Пекине бессмысленно, поскольку двор Цыси оставался в Сиане. Роберт Харт ворчал: «Русские играют в свою собственную игру»^{895}.

Миролюбивая позиция Петербурга вызывала ярость Запада. Премьер-министр Великобритании лорд Солсбери в какой-то момент считал, что «Россия, а не Китай, представляет наибольшую опасность»^{896}. Кайзер Вильгельм II с негодованием воспринял заявления Ламздорфа как «чепуху, которую ни один из уважающих себя секретарей наших посольств и не подумал бы написать»^{897}. Даже французский дипломат выразил мнение, что, «может быть, она [Россия] их [боксеров] прямо и не провоцировала, но наверняка поощряла. Она хорошо знает, как получить выгоду из этой ситуации»^{898}.

* * *

Пока происходили дальневосточные события 1900 г., Россия держалась в стороне от других стран. Когда в начале года появились первые сообщения о волнениях, дипломаты отнеслись к ним как к проявлениям паники и отказались выражать Цинам свое неудовольствие. Когда беспорядки переросли в полномасштабное восстание, а летом началась осада посольского квартала, царь колебался, выжидал и крайне неохотно принял участие в международном походе на Пекин. Осенью и в следующем году посланник России уговаривал коллег смягчить требования, предъявляемые Цинам в качестве возмездия.